Читинский режиссер и педагог Мария Скрябина – о любви, творчестве и театре
География ее учеников – как говорит она сама – от Сахалина до Туапсе. География ее собственной жизни началась в Ереване, продолжилась в Ленинграде, но, наверное, главным городом в ее судьбе стала все-таки Чита. Для Читы это большая удача, а вот для неё - как?
Мария Владимировна Скрябина – режиссер, педагог, член Союза театральных деятелей, руководитель театра-студии «Школяр» в школе №5 … Плюс на сегодняшний день это едва ли не единственный высококлассный преподаватель техники речи в Чите, и именно эта сторона ее деятельности познакомила меня с ней. Нужно было научиться говорить, поставить голос. Стали заниматься – и оказалось, что не написать о ней ну совершенно невозможно. И день театрального работника – 27 марта – стал для этого прекрасным поводом.
Рассказ о себе начинает Мария Владимировна неожиданно:
- Мы с тремя подружками в Ереване мечтали пойти учиться в мореходку. Написали письмо в Баку, оттуда нам пришел ответ: девочек не принимаем. Поплакали во дворе и ушли в театральный кружок. Первая моя роль – мальчик-суворовец, в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается».
Мария родилась в Ереване, до девятого класса жила там, потом семья переехала в Сумгаит, что в Азербайджане, потому что там строился химический завод, куда и перевели ее отца.
- Я горько плакала: остались в Ереване подружки, первая любовь. А папа мой, хоть и без образования, но был в книге почета завода, и раньше состоял в Верховном совете Армении, я очень тогда гордилась. Мама же моя умерла, когда мне было шесть лет. Я была тринадцатый ребенок в семье, но выжило нас всего двое – я и сестра, остальные рождались и умирали.
Еще Мария Владимировна вспоминает войну, хотя и была тогда совсем маленькой:
- Мы прыгали по соломе, которую выкинули возле подъезда. Окна были выбиты и мы из этих окон прыгали на солому и кричали: «Смерть фашистам! Гитлеру капут!». И день победы очень хорошо помню. Солнце! У здания милиции на ступеньках стоят люди, хватают военных и детей и подбрасывают! Визгу стояло!
Лысый черт и чайка-Чита
- Папа мне ничего не запрещал. Захотела в театральное поступать – пусть. И я поехала поступать в Ленинградский институт культуры, на режиссерскую специализацию, не зная толком, что это такое.
Я представляю себе юную Машу Скрябину, которая, как тысячи советских девчонок, с горящими глазами едет покорять Ленинград. Впереди – огромная жизнь, чистый воздух и, конечно, любовь… А Мария Владимировна продолжает рассказ:
- Учиться было очень сложно, но курс у нас был потрясающий. С одной подружкой мы до сих пор переписываемся, она живет в Санкт-Петербурге. После учебы мы разлетелись кто куда, - чем дальше, казалось, тем лучше. Я вообще хотела в Комсомольск-на-Амуре. Но меня распределили в читинский ТЮЗ.
В то время работники культуры часто ездили на семинары, методические совещания, курсы, и Мария Скрябина тоже объехала едва ли не всю Россию: Череповец, Вологда, Братск, Байкал…
- Учились друг у друга, беседовали, спорили, и в разговорах постоянно звучало: «московская школа», «ленинградская школа»… Мне стало интересно, в чем же отличие? И тогда я заочно поступила в «Щуку», на режиссерский. На собеседование и на экзамен приходили все педагоги, которые нас учили – а я читала Вознесенского, Крылова, а также отрывок из «Забайкальцев»… Помню, в этом отрывке есть момент, когда героиня заходит в амбар, а свекор подсматривает. И она ему говорит: «Да я тебя, черта лысого!...» Пауза, и я направляю свой взгляд на педагога, который был слегка лысоват…
- А еще мы сдавали письменную работу по режиссуре, а у меня была тема «Мой любимый город», вот я и написала «О Чите», и я сравнила город с чайкой, у которой ГРЭС – это голова, крылья – это Атамановский хребет и Яблоневый... И меня потом преподаватель Борис Евгеньевич Захава спрашивает: ну а что самое интересное у вас? Я отвечаю: самое интересное вам надо увидеть своими глазами – это как цветет багульник. Преподаватель и говорит: вы посмотрите, какая нахалка – еще не поступила, а уже зовет на дипломный спектакль!
Так и поступила Мария Владимировна в Щукинское училище. Два раза в год ездила на сессию, при этом имея на руках маленькую дочку.
- Приходилось оставлять ее на моих тюзовцев: мы созванивались и они мне докладывали, что выкупали, покормили, спать уложили… На одной сессии ее отправили ко мне в Москву самолетом, она вышла и я ее встретила. В автобусе едем, она говорит: что-то меня тошнит. Мы открыли окошко, едем, дядя ее какой-то спрашивает: «Девочка, ты не простынешь?». А она гордо: «Я - сибирячка!».
Со своим мужем Мария Владимировна познакомилась в читинском тюзе.
- На будущий год будет сорок лет, как мы познакомились. Нам нужно было заменить одного актера: парень из театра у меня уходил в армию, и надо было спектакль спасать. Мы идем как-то с девушкой из тюза, и видим двух парней, один вроде показался подходящим. И я предложила ему попробовать, выручить нас. Вот, выручил. Но мы долго дружили, прежде чем поженились, он младше меня на девять с половиной лет. И я говорю до сих пор: дай бог каждой такого мужа.
Не только мужа. Еще она очень гордится своими детьми и внуками – у Марии Владимировны две дочери, и четверо внуков. Она говорит: «Это моя радость. Я считаю себя счастливым человеком».
«Скрябина обеспечила область режиссерами»
Проработав в театре юного зрителя несколько лет, Мария Владимировна ушла в Культпросветучилище, уступив уговорам его тогдашнего директора. В училище она проработала тридцать с лишним лет, и сегодня во всех наших культурно-образовательных учреждениях есть ее ученики.
- Потом закрыли театральную специализацию. Почему? … А закрыли потому что, как сказал директор училища Борис Шевченко: «Скрябина обеспечила область режиссерами». Как будто жизнь дальше не течет и режиссеры больше не нужны.
Между тем, продолжая работу в училище, Мария Владимировна ушла работать в народный армейский театр, что при Доме офицеров.
- Когда его режиссер Ирина Волохова уезжала из Читы, она меня туда привела и сказала: предлагаю тебя вместо себя. Коллектив ответил: «Да». Мы ведь и до этого были знакомы, и я даже делала у них дипломный спектакль, когда защищалась. Какое-то время я работала там. Обслуживали воинские части, прежде всего, работали для военных, но кроме военного репертуара были и другие спектакли. А потом началась перестройка, и тогдашний директор Дома офицеров сказала нам, что мы нерентабельны. И театр закрыли. Но мы, кстати, каждый год 5 мая встречаемся и вспоминаем, как бойцы, минувшие дни…
Дефект речи можно сделать «изюминкой»
Когда Мария Владимировна стала с нами заниматься, удивила сразу утверждением, что в речи участвует все тело. И заставила на первом же занятии делать зарядку. Это потом мы поняли, что зажатые мышцы зажимают и голос тоже. А тогда, признаться, я была слегка обескуражена. И до сих пор после урока Марии Владимировны выходишь, как из фитнес-клуба - вспотевший и похудевший.
- Если ты занимаешься определенное время речью и если твои недочеты и промахи восстановлены, то некоторое время, конечно, еще надо продолжать заниматься, а потом твоя новая речь и становится твоим постоянным занятием, твоим уроком… Речь можно изменить, убрать писк, высокие ноты, для этого человек должен услышать однажды, какой у него натуральный голос. Надо также уметь слушать преподавателя, который тебя учит. Иметь желание, добиваться, заниматься как можно чаще.
По словам Марии Владимировны, есть люди, которые от природы обладают поставленным голосом, с которым вообще не нужно заниматься.
- Но ведь и дефект речи можно сделать своей изюминкой. Вспомните Фрейндлих. У нее дефект, который она так лихо использует! А Андрей Панин, царствие небесное, у него речь была не совсем чистая, со своими нюансами, но потом, когда в его дар поверили, он свои речевые недостатки стал использовать: «А вот такой я! Я имею право так говорить!» А тот же Высоцкий… Много можно привести примеров.
О некоторых современных теле- и радиодикторах, которые должны являть собой эталон правильно говорящих людей, Мария Владимировна отзывается критично:
- Они, конечно, отличаются от дикторов старой школы. Сейчас другое время, другая лексика… Но если вы говорите новые слова, которые появляются, так будьте добры тогда делать правильные ударения. Иной раз даже по центральному телевидению бывает: один раз ведущая сказала так ударение, второй раз в этом же слове другое ударение. А когда я вижу по телевизору, что диктор говорит и у него нижняя челюсть еле двигается, я поражаюсь, как ее взяли? Другое дело: Катя Андреева, я ее обожаю, она так несет текст, у нее такая красивая речь!
- А что вы скажете о наших политиках? Они работают с речью, это заметно?
- Я думаю, что да. Если даже брать Путина, он стал работать с речью. Есть такое понятие: предлог от слова отрывать нельзя, мы говорим его без паузы перед словом. Раньше он делал паузу, а теперь перестал отрывать предлоги от слова. Да и многие политики стали лучше говорить. Может, делают им замечания, и они стали прислушиваться. И вообще, мне сейчас не стыдно, когда наши правители ездят за границу, я знаю, что меня и мою страну никто не опозорит.
- А можно ли человеку изменить жизнь, судьбу, если он изменит свою речь? Согласны ли вы с утверждением: «Хочешь быть успешным – учись говорить?».
- Конечно! Главное- желание. Если он, к примеру, ходит и что-то там мямлит, то даже работу хорошую себе не найдет. А когда он научился говорить, расправил плечи, стал уверенным – его возьмут куда угодно.
Любовь всей жизни
Красной строкой Мария Владимировна несколько раз за нашу беседу повторяет: « Я люблю свою работу».
- Я люблю свою работу. В свое время, когда моя мачеха высказывалась против моего выбора, я твердо сказала: «Я хочу быть в театре. Пусть уборщицей, но в театре!». И я работаю до сих пор, сейчас вот со школьниками, и не представляю, как жить без работы.
Со школьниками – а точнее с театром «Школяр» - свою жизнь Мария Скрябина связала 23 года назад. Ее попросила Ольга Павловна Сущих, директор школы №5.
- Тогда еще были смотры школьной самодеятельности, и я помогала готовить композиции, чтецов готовила. И после очередного смотра Ольга Павловна предложила сделать спектакль. С одним классом мы поставили «Конька-Горбунка», потом делали «Мое взрослое детство» по книге Людмилы Гурченко, ставили Крылова, Пушкина, Распутина, Приставкина. Так и появился театр. Иногда бабушки меня спрашивают: «Как же вы справляетесь со школьниками?» Так я вместе с ними балдею, прыгаю, играю, веселюсь. А ругаю ли их? Ругаю. Когда балуются. И проверяю их всегда, их успеваемость. Они у меня знают: я не люблю вранье. Потому что оно порождает предательство. Конечно, и я врала в детстве, но главное – стараться исправиться. И если происходят такие инциденты, то мы разговариваем, обсуждаем, делимся… Сейчас говорят, что дети испортились. Я вам скажу: хороших детей у нас достаточно. Они умеют слушать. А тех, кто не слушает, я не выгоняю – они сами уходят. Ведь все мы можем ошибаться. И мы в детстве что только не делали: лампочки выкручивали, и прочее…
- «Звездная» болезнь не косит ваших учеников?
- Бывает. Но я так потихоньку-потихоньку говорю: спустись на землю. И нахожу способ, чтобы дать ему понять, что мы все живем на земле. Давайте уважать друг друга.
«Мои звания – по всей России»
Самый главный секрет ее бодрости и молодости, ее горящих глаз и звонкого голоса в том, что, как мне кажется, она не разучилась мечтать. Этот дар многие из нас теряют достаточно рано, а у нее он сохранился, и это заставляет смотреть на нее восхищенно.
Мечтает Мария Владимировна встретиться со своими учениками. Некоторые приезжают, звонят.
- Многие зовут в гости, вот, в Туапсе, например, тем более, в тех краях у меня папа похоронен. Но пока вырваться не получается. Хотя я очень тоскую по своему Кавказу. Сейчас еще как-то притупилось, а первые десять лет вообще было трудно – особенно, когда начинался апрель, там все начинало цвести, а здесь еще была зима…
Под конец нашей беседы Мария Владимировна задорно и с хитринкой спрашивает:
- А вы знаете, что у меня никакого звания нет? После того, как я проработала десять лет в тюзе и ушла, мне сказали, что на меня уже собирали документы на заслуженного работника культуры. И надо было подождать полгода. Но мне и не надо никаких званий, у меня свои «звания» – по всей России…
Надежда Шайтанова