К годовщине снятия блокады Ленинграда

"ЖИТЬ ВСЁ-ТАКИ СТОИТ!"

27 января 1944 года была окончательно прорвана продолжавшаяся 900 дней блокада города Ленинграда немецко-фашистскими войсками. Среди тех, кто помог это обеспечить, были и наши земляки, в том числе Александр Георгиевич Ходаков. Интервью с ним нашего корреспондента Александра Попова в канун знаменательной и памятной даты и предлагается вниманию читателей.

— Александр Георгиевич, вы — один из участников обороны Ленинграда и прорыва его блокады. А сколько всего у нас в районе таких людей?

— Насколько я знаю, всего двое: я и Гезун. Но есть ещё блокадники, кто-то из участников Ленинградской битвы, возможно, переехал в Усть-Кутский район уже в последние годы…

— Вы, насколько я знаю, — не ленинградец. Так как же и когда вы попали в город на Неве?

— Действительно, родился я в Саратове, там же закончил 10 классов, немного поработал на катере, а потом был направлен в Ленинградскую школу водолазов. Добирался туда по Ладоге, но закончить школу водолазов не довелось: необходимость в этом отпала. Меня до совершеннолетия направили в экипаж по охране водных рубежей, а потом — присяга, морская пехота...

— Вам в Ленинграде довелось пережить все 900 блокадных дней?

— Несколько меньше, ведь я приехал в Ленинград в феврале 1942 года, но лиха довелось хватить немало. Служил в артиллерийской разведке 43-й дивизии, 67-й армии, участвовал в первом прорыве блокады Ленинграда. Тогда, в январе 1943 года, мы отвоевали у фашистов узкую полоску вдоль южного побережья Ладожского озера. Там я заслужил медаль «За отвагу» и был ранен осколками вражеской гранаты…

— И каким же был ваш дальнейший боевой путь?

— После полного снятия блокады Ленинграда в январе 1944 года освобождал Тарту, участвовал в боях в Восточной Пруссии и дошел до Кенигсберга. Там собственно и закончил Великую Отечественную, правда, уже в составе 24-ой гвардейской дивизии 43-ей армии Белобородова. Её потом перебросили на восток, а наш корпус — на Западную Украину для ликвидации бандеровцев. И демобилизовался я только в 1948 году, уже из госпиталя Новосибирска.

— Знаю, что вы отмечены многими наградами, в том числе ещё на фронте заслужили орден Отечественной войны. Имеете вы также знаки ветерана 2-ой ударной армии и её 43-ей дивизии, ветерана 67-ой армии и памятный знак «50 лет прорыва блокады Ленинграда». Но не только награды, наверное, напоминают вам о войне…

— Конечно, не только награды. За время войны я был трижды ранен. Не считая медсанбата, довелось лечиться в Ленинградской медицинской академии, госпиталях Москвы и Новосибирска, но до сих пор ношу в себе осколки. Кроме них, не дают забыть войну воспоминания, тем более, что до 2005 года я практически каждый год ездил в Ленинград, встречался с однополчанами. Теперь чаще только перезваниваемся, а многих уже и нет в живых: годы-то берут своё…

— С высоты своего боевого и жизненного опыта как бы вы определили то главное, что помогло тем же, скажем, ленинградцам выстоять?

— Было холодно, голодно, трудно, но мы, в отличие от многих солдат послевоенного периода, знали, за что воюем и что защищаем. Была также огромная, непоколебимая вера в победу, и она пришла…

— Как сложилась ваша послевоенная жизнь и удалась ли она, на ваш взгляд?

— В 1948 году я завербовался в «Лензолотофлот» и приехал в Алексеевку. Работал на флоте, а в 1950 году привез после отпуска из Саратова свою Полину Яковлевну Елфимову, с которой мы прожили 58 лет. В 1953 и в 1955 годах у нас родились сыновья, один из которых сейчас живёт в Усть-Куте, другой — в Коршунихе. Есть три внука, уже отслужившие в армии, две внучки и даже правнучка Снежана. Есть также удовлетворение от того, что где бы я ни работал, везде пользовался и продолжаю пользоваться уважением. И хотя не обходилось без огорчений и потерь, могу всё же, думается, сказать, что жизнь моя удалась…

— В нашей газете в июне 2004 года была статья о вас, Александр Георгиевич. И вы тогда говорили нашему корреспонденту: «Дожить бы только до 60-летия Победы». Теперь недалеко уже и её 65-летие. С какими мыслями и чувствами встречаете вы этот юбилей?

— Хочется встретить со всеми и 65-летие, и 70-летие Победы. В жизни, конечно, случается всякое, но жить все-таки стоит. Думается, что с этим согласятся как те, кто прошел войну, так и остальные устькутяне, за более чем 60 лет прожитых мною на Лене действительно ставшие мне земляками. Всем им я желаю в жизни и судьбе всего самого доброго…

— Спасибо, Александр Георгиевич, за беседу. И вам — крепкого здоровья, счастья и долгих лет жизни.

«Ленские Вести»



«ЭТА МЕДАЛЬ ТРЕХ ОРДЕНОВ СТОИТ...»

Двадцать седьмого января 1944 года — день снятия ленинградской блокады. Каждый год — это великий праздник, день второго рождения города на Неве, день надежды и окончательного поворота войны на победу.

После снятия блокады в память о подвиге всех воинов, оборонявших Ленинград, руководство страны наградило многих его участников медалями «За оборону Ленинграда». Полтора миллиона наградных листов полетело вслед за советскими войсками, уже шагавшими по Европе. Многие так и не получили этой награды, погибнув на дорогах войны.

Иркутянина Василия Федоровича Сазонова эта медаль догнала в самом Берлине. И несмотря на то, что у него еще 4 боевые награды, эта дорога по-особому. Там, под Ленинградом, принял 17-летний деревенский паренек боевое крещение. Потому память о полутора годах войны на Ленинградском фронте не изнашивается, словно вчера это было...

— В сентябре 42-го нас, 130 выпускников снайперской школы, привезли из Ульяновской области эшелоном под Ленинград, — вспоминает Василий Федорович. — Построили. И первым наши ряды обходил лейтенант. Пойдешь, говорит, ко мне в разведроту? Конечно, пошел...

Дивизия стояла на южном берегу Финского залива, в районе фортов «Красная горка» и «Серая лошадь». После недолгого обучения воинскому искусству наблюдать (а это главный навык разведчика) оказался Василий Сазонов на самом что ни на есть переднем крае, ближе к врагу разве что в рукопашной схватке можно быть.

— Окопаешься на нейтральной полосе и лежишь часами, смотришь, запоминаешь, что происходит у немцев, — поясняет он. — Пули свистят, снаряды рвутся... Твое дело — наблюдать.

Вскоре и за «языком» ходил с товарищами. Поскольку совсем был юным, его оставляли в прикрытии. А брать зазевавшихся фашистов ходили опытные бойцы, их уважительно звали в разведроте ночными волками. «Миша, Коля, Ваня...» — перечисляет поименно своих боевых товарищей Василий Федорович.

— Скажите, а когда вы впервые увидели живого немецкого солдата, захваченного вашей группой в плен, что почувствовали — ненависть, страх? Удавить не хотелось фашиста своими руками? — осторожно спрашиваю ветерана, чтобы не всколыхнуть те давние, но очень сильные чувства, не расстроить.

— Зачем же его давить то, — смеется Сазонов. — Он нам живым нужен был и здоровым — чтоб сведения давал. Так что с «языком» надо бережно обращаться. А вот страх... Нет, не было такого. Все казалось мне тогда, что это происходит не по-настоящему, как будто игра...

По словам ветерана, позже, когда бои стали ожесточеннее, ощущение нереальности происходящего прошло. Остались хладнокровие, выдержка. Основные кровопролитные бои по прорыву блокады шли на противоположном берегу Финского залива. Немецкие части на юге тихо и быстро покинули свои позиции, когда стало ясно, что «капут» пришел. Так закончилась для Василия Сазонова оборона Ленинграда, которая стала началом долгих фронтовых дорог. Он не единожды был ранен, терял своих товарищей, бежал из медсанбатовской машины, которая везла контуженного разведчика-артиллериста с передовой в тыловой госпиталь.

— Я понял, что если увезут сейчас, то нипочем я своих ребят потом не найду... — объясняет он свой поступок...

Это ведь были для парня самые близкие, родные люди — то, что боится любой человек потерять...

Одним из самых жутких воспоминаний ленинградского периода стало то, когда бойцы покидали свои позиции, направляясь дальше на запад, и шли мимо печально известно Пискаревского кладбища. Там хоронили погибших от голода и холода блокадников, мирных жителей города.

— Из кое-как засыпанных рвов, братских могил торчали конечности, словно руки нам тянули с мольбой о помощи, — со слезами рассказывает бывалый боец.

— Мотор барахлит, — с горьким юмором жалуется Василий Федорович, прикладывая руку к груди, когда его спрашиваешь о здоровье. Тут же прикасается к голове:

— Да и «компьютер» тоже дает сбои. Иной раз и вспомнить кое-чего не могу...

Однако, рассказывая о войне, вспоминая своих товарищей, он, будучи на пороге своего 85-летнего юбилея, спокоен, собран, мужественен. Настоящий разведчик.

Елена Вторушина. Фото из личного архива В.Ф.Сазонова

«Копейка»

пн вт ср чт пт сб вс