Театральное дело — процесс практически беспрерывный, в чем я не раз убеждалась. Короткая пауза на летние каникулы бывает настолько условной, а само лето нередко настолько плотно заполняется новыми репетициями, спектаклями, гастрольными поездками, ремонтом, заботами о новом сезоне, что перерыва как такового не замечает никто, кроме разве что зрителей.
И тем не менее мы сидим в кабинете директора Иркутского академического драматического театра имени Н.П.Охлопкова и беседуем с его хозяином, Анатолием Андреевичем Стрельцовым, именно о сезоне, который близок к завершению, и о сезоне предстоящем.
— Начнем разговор с самого актуального: обычно середина июля — это то время, когда артисты сидят на чемоданах, гастролируя по градам и весям. Наш театр нынче ведет себя не совсем типично. Почему?
— Мы еще работаем в своем городе, в родных стенах. Сезон заканчиваем 26 июля — и, чего уже давно с нами не бывало, в этом году решили не выезжать на гастроли. Вообще, чем больше я на эту тему думаю, тем больше понимаю, что гастроли нынче если и остались приметой нашей театральной жизни, то с какой-то исковерканной сущностью. Если раньше мы на выезде надеялись хоть немного заработать, то сейчас никакие гастроли расходов не покроют. Поэтому театр должен просить деньги у государства, чтобы... заработать деньги. Но это же парадокс.
Я уж не говорю о том, что театр — это организация, которая создана, вообще-то, не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для духовного и нравственного воспитания зрителя, приобщения его к мировой и отечественной культуре, расширения его кругозора, вырабатывания художественного вкуса. Если коротко, театр нужен, чтобы мы не разучились мыслить и чувствовать.
Но вот, скажем, мы хотим поехать куда-то, чтобы показать Чехова, Вампилова, Распутина. А значит, нам нужно найти зрителя, который пожелает это увидеть. Но сегодня театр всей политикой нашего государства превращен в сферу услуг. Мы видим, какие привозятся спектакли, какая антреприза приезжает.
Я познакомился с ситуацией, скажем, в Севастополе, посмотрел, какие спектакли им привозят, посмотрел репертуар, который идет у них в драмтеатре. И понял, что либо нам надо везти на гастроли низкопробные комедии, либо мы будем работать в полупустых залах, потому что людей, желающих серьезно размышлять в театре, становится все меньше. А сам выход в театр воспринимается как отдых, как развлечение, «расслабуха».
Так что мы сумеем заработать на таких условиях? Поэтому лучше, может, потратить поменьше и налегке выскочить куда-нибудь неподалеку с одним-двумя спектаклями. Так, наверное, мы поедем в конце ноября в Читу — покажем Распутина, Вампилова, Чехова, Шекспира. Артисты будут подъезжать, сменяя друг друга, по мере их занятости. Вопрос арендной платы с читинским театром как-то решим, а вопрос со зрителем решится автоматически — все-таки мы будем работать на камерной сцене.
— Но ведь гастроли — дело не новое, тем более на всех уровнях нам твердят о том, как создается единое культурное пространство...
— При том, что гастроли придуманы давно, сегодня гастрольную систему не назовешь отработанной. Если я поеду сейчас на гастроли, бюджетный театр в любом городе, будь то Красноярск или Новосибирск, выставит мне такую же арендную плату, какую он берет с антрепризы. Раньше существовала шкала между бюджетными организациями, согласно которой арендная плата устанавливалась щадящая. А сейчас —выкладывай 150 тысяч. Но я же не Аллу Пугачеву им привезу, когда за билеты можно запросить, скажем, тысячи по четыре и так оправдать свои расходы. А кто ввел ценз на арендную плату для госучреждений? Нет таких ограничений, и происходит настоящая ценовая вакханалия: сколько хочу — столько и прошу.
И получается, что гастроли сегодня выгодны отнюдь не театру.
Они выгодны гостиничному хозяйству, транспорту, обслуге... Поэтому, когда выскакиваешь на день-два, немножко проще договориться с теми же гостиницами. Поэтому мы поедем в Читу, а на те деньги, которые я хотел потратить на большие гастроли, я лучше починю свою театральную механику.
Все-таки театр работает двенадцать лет после ремонта и реконструкции, и все механические столы-подъемники, штанкеты и прочее нужно ремонтировать. Уже приезжали специалисты из Чехии, составили нам дефектную ведомость на сценическое оборудование, так что этим мы и займемся.
А сейчас мы закрываем сезон.
— Давайте назовем самые важные события сезона...
— Думаю, во-первых, это открытие нашей третьей сцены. Она уже действует — на ней шел спектакль «Лунин», сейчас мы решаем еще ряд технических вопросов — отдельный ход, обустраиваем фойе... И я считаю, что через год-полтора она будет работать так же планомерно, как наша камерная сцена. Там пойдут три-четыре наименования, к ней привыкнет зритель, таким образом, мы будем работать на трех площадках.
Второе новшество для нас — это так называемый щукинский курс. Ребята-иркутяне поступили в институт имени Щукина и отучились первый год. У нас со «Щукой» постоянная связь в режиме онлайн, московские преподаватели в режиме реального времени читают ребятам некоторые предметы (историю, литературу) и видят, как каждый из студентов это воспринимает и как реагирует. Так же они и экзамены сдают, хотя на зимнюю сессию мы их посылали в Москву.
— То есть обучение дистанционное, но контактное?
— Да. И мне это нравится. Курс считается очным, и те педагоги, которые им читают здесь и в Москве, являются штатными работниками Щукинского института. Конечно, такие предметы, как сценическое движение, ритмика, сценическая речь, вести на расстоянии невозможно. Тогда преподаватели приезжают в Иркутск, работают здесь и здесь принимают экзамены.
Такая форма обучения — наше ноу-хау, до нас такого ни у кого не было, и сейчас многие театры хотят организовать у себя что-то подобное.
Что еще нового? В этом году мы все плотнее работаем с нашим оркестром. Ребята практически сами написали музыку к «Жанне», благодаря чему у нас и появилась в репертуаре эта рок-опера; кроме того, мы сделали несколько собственных музыкальных программ, и это та стезя, которую мы сегодня развиваем и видим ее хорошую перспективу. Мне кажется, музыкальность в драматическом театре сейчас очень нужна и востребована.
На мой взгляд, нынче как никогда хорошо прошли Литературные вечера. Очень значительным мне показалось выступление Юрия Кублановского — я ровно отношусь к поэзии, но Кублановский мне очень понравился. Я давно не делал для себя таких серьезных открытий, а для меня он именно открылся, с его серьезной гражданской позицией, с его меткими репликами-характеристиками вроде фразы «мародеры на развалинах коммунизма»... Смело и очень точно.
Было много мудрости и философии в выступлении Александра Семочкина. Семочкин буквально подкупает своим умением держать в руках топор и носить фрак, подкупает его неистребимая любовь к России, к людям, к природе, к жизни, его безграничный оптимизм, хотя жить трудно, и он тоже говорит об этом...
Мне кажется, Иркутску очень полезны встречи с такими людьми. Я уж не говорю о том, как хороша выставка графических портретов Юрия Селиверстова. Я считаю, что гражданственность, философия познания мира, соприкосновение с религией — все это для театра сегодня важнее, нежели просто лицедейство.
Событием был и приезд к нам театра «Сатирикон» Константина Райкина, и наше знакомство с Райкиным, гениальным артистом.
И конечно, мы давно уже готовимся и думаем о предстоящем Вампиловском фестивале. Уже готова афиша, определены театры, которые к нам приедут. Откроет фестивальную программу Малый театр спектаклем «Волки и овцы» Островского.
— Но ведь Островский — это девятнадцатый век! А у нас фестиваль современной драматургии.
— Я часто думаю о том, современна ли, скажем, драматургия Вампилова. На мой взгляд, та философия и тот внутренний человеческий конфликт, который рассматривается в произведениях Вампилова, и простые зарисовки жизни и быта, которые мы видим в сегодняшней драматургии, — это разновеликие величины. Мы же не сравниваем сейчас Вампилова с неким современным драматургом. А говорим: Вампилов и Чехов...
Поэтому, приглашая Малый театр с Островским, мы преследуем две цели. Во-первых, Островский — это вершина отечественной драматургии. Возьмите любую пьесу Островского и хорошо сыграйте ее — и это будет история о современной жизни. Любую! Драматургия его очень современна. И если учесть, что наш фестиваль — это не фестиваль современных драматургов, а фестиваль современной драматургии, то все становится на свои места. Фестиваль той драматургии, что сейчас современна.
Да и сам Малый театр — великий, потому что на изломе, при всех катаклизмах он сумел сохранить свое лицо. Кому-то оно нравится, кому-то нет, но он верен традиции русского психологического театра. И это очень перекликается с тем, какую цель преследуем мы. Можете со мной соглашаться, можете — нет. Но есть иркутский зритель, которого нужно приобщать к искусству театра, и для него, я думаю, увидеть Малый театр будет полезнее, чем увидеть спектакль Коляды.
— И тем не менее современные авторы у вас представлены в программе фестиваля... Это Максим Кантор, Елена Исаева, Ерпылев, которого я совсем не знаю...
— Это те спектакли, которые нам показались интересными. Решение принимала наша отборочная комиссия. И, я считаю, все, что они отобрали, отвечает требованиям и творческому кредо нашего фестиваля. Так что — до встреч на фестивале, который будет проводиться уже в восьмой раз. Постараемся оправдать нашу репутацию — ведь критика называет наш фестиваль одним из самых серьезных фестивалей в России.
Автор: Любовь Сухаревская.
"Байкал24"
опубликовано в