19 апреля из Москвы в Иркутск пришла радостная новость: звания лучшего детского хирурга России был удостоен наш земляк Юрий Козлов, заведующий Центром хирургии и реанимации новорожденных Ивано-Матренинской детской клинической больницы.
В этом году данная номинация была учреждена впервые в рамках ежегодного всероссийского конкурса «Лучший врач года». Иркутянину вручили хрустальную фигуру богини здоровья Гигиеи, которая считается высшей наградой, «оскаром» в медицине. Однако поговорить с лучшим детским хирургом удалось только спустя почти три месяца. Так получилось, что после награждения Юрий Козлов улетел на стажировку в США.
«В Америке лечат так же, как и в Иркутске»
– Юрий Андреевич, как вы думаете, почему именно вам присудили пальму первенства в номинации «Лучший детский хирург»?
– Финальный отбор кандидатов на звание «Лучший врач года» осуществляла центральная конкурсная комиссия Минздравсоцразвития России, которую возглавила министр Татьяна Голикова. В состав комиссии вошли представители Федерального собрания РФ, академики РАМН, руководители ведущих научно-исследовательских институтов. В утверждении списков победителей принимал личное участие премьер-министр РФ Владимир Путин.
Эта награда – не только моя победа. Это высокая оценка и признание достижений всего коллектива Центра хирургии и реанимации новорожденных. Во-первых, в нашем центре внедряются современные технологии. Пожалуй, в России с нами сегодня мало кто может соперничать. Во-вторых, спектр операций, которые мы выполняем, соответствует всем мировым стандартам. В этом я убедился, находясь в командировке в штате Алабама. В-третьих, научные работы наших сотрудников издаются не только в России, но и за рубежом. Мы принимаем участие в международных конгрессах, в частности в Европейских и Всемирных конгрессах детской и эндоскопической хирургии. Кроме того, я являюсь членом международной эндохирургической детской группы, которая вводит новые стандарты лечения практически всех заболеваний с помощью малоинвазивной хирургии, то есть без разрезов, с помощью эндоскопической техники.
– Вы не так давно вернулись из США, куда вас на стажировку пригласил руководитель одной из клиник штата Алабама. Чем вы там занимались? Оперировали ли? Чем отличается американская детская хирургия от российской?
– У меня не было стремления оперировать в США, мне и в Иркутске хватает практики. Законодательство этой страны разрешает выполнять операции только хирургам, владеющим американской лицензией. Надо сказать, что получить разрешение на выполнение операций в Америке очень сложно. Требуется не только диплом, но и лицензия. Но если ты обладаешь необходимым набором профессиональных навыков, то никаких проблем с разрешением на оперирование не будет. Главной целью моего вояжа в Америку было посмотреть новые операции, которые выполняет шеф детского госпиталя штата Алабама профессор Джорджесон. Это операции на прямой кишке и хирургические операции при нарушении иннервации кишечника (когда в определенных местах толстой кишки возникает спазм, задерживающий прохождение фекальных масс). Он их первым в мире сделал. С другой стороны – хотел своими глазами увидеть, как лечат американские врачи. Пришел к выводу, что от российских стандартов они мало чем отличаются. Хотя мы значительно уступаем в области высоких технологий, требующих немалых затрат. В частности, в детской хирургии один день пребывания ребенка в клинике обходится приблизительно в одну тысячу долларов. Трудно представить себе такое в России.
– Но медицина и у нас постепенно встает на рельсы капитализма. За многие медицинские услуги приходится платить. Вы считаете, что детскую хирургию эта участь минует?
– В Америке практически все операции выполняются за деньги, только 30% населения застраховано. Я спросил у шефа клиники: а если придет ребенок, у родителей которого нет денег, а его надо оперировать, что будете делать? Профессор мне сказал: «Буду его оперировать. А что будет дальше, не знаю». Загадывать о будущем и я не буду, уверен только в одном: в коммерческих структурах только за деньги работать не смогу.
– Россия пытается справиться с утечкой мозгов. Вас, молодого и перспективного, что останавливает уехать отсюда?
– В 2001 году мне поступило предложение остаться в Германии. В Америке конкретного предложения не было. Но профессор, как мог, давал понять, что был бы не против, если я приму решение остаться у них работать. От меня инициативы не последовало. Об этом не принято сегодня говорить, но я люблю свою Родину, свой язык, мне нравятся русские писатели и поэты – Набоков, Бродский, Мандельштам, Ахматова, Довлатов. И потом у нас огромный дефицит кадров. Американцы учатся детской хирургии до 35–37 лет. Поэтому они не скрывали своего удивления по поводу моей должности.
– Несмотря на все достижения российской медицины и золотые руки наших врачей, у нас до сих пор существует стереотип, что за границей лечат лучше. Даже в вашем центре проводятся сложнейшие операции, например, по фетальной (внутриутробной) хирургии. Почему так происходит?
– К счастью, мои пациенты уже так не думают. Было немало случаев, когда прооперированные больные уезжали в Германию, чтобы проконсультироваться, все ли правильно им сделали в Иркутске. И немецкие врачи были удивлены высокими результатами лечения. В Германии не делают некоторые эндоскопические операции, которые практикуются у нас.
Рекорд: 19 дней и ночей в больнице
– В вашей семье мама – директор школы и учитель русского языка и литературы, а папа – начальник Куйтунского леспромхоза. Откуда такая тяга к хирургии, да еще к детской?
– Вмешался господин случай. Школу я окончил с золотой медалью. Это давало мне право поступить в любой вуз, сдав всего один экзамен. Так получилось, что в последний момент мой выбор пал на медицину, о чем я не жалею. Кроме того, моя учительница по анатомии Александра Николаевна Любавская дала мне такие знания, что они до сих пор не нуждаются в пополнении.
В институте на первом курсе я пришел в Ивано-Матренинскую больницу и стал работать операционным братом. Дни и ночи напролет я проводил с пациентами. Однажды поставил даже рекорд – безвылазно пробыл в больнице 19 ночей. Не так давно показали фильм Восточно-Сибирской студии кинохроники, где заведующий кафедрой детской хирургии в Иркутском медицинском институте маститый Всеволод Андреевич Урусов сказал, показывая на меня: «Этот студент выполнил 200 операций по удалению аппендицита». Такого в то время не делали даже штатные хирурги.
– Чем детский хирург отличается от хирурга, оперирующего взрослого?
– Это абсолютно разные профессии. Детский хирург работает не только с маленькими детьми, но и с его родителями. Малыш не может ничего сказать. Поэтому приходится включать весь свой интеллект и призывать на помощь маму и папу. С другой стороны – привлекаем современные методы диагностического изображения, которые могут помочь установить высокоточный диагноз. Технология работы с новорожденными предполагает использование большого количества ноу-хау: новые хирургические лупы – очки, которые увеличивают объекты в несколько раз, или электрохирургический нож, который в зависимости от целей врача можно интегрировать в крючок, ланцет или лопатку.
– Вам наверняка доводится сталкиваться со спектром патологий, когда даже вам как хирургу приходится дивиться изобретательной жестокости природы. Вас страх не одолевает?
– Я сопереживаю своим пациентам. А страха нет. Каждый новорожденный – это творение природы, и врач не вправе определять: жить ему или нет. Поэтому детский хирург должен встать на службу больного ребенка. Если даже от него отказались родители, мы должны выполнять свою миссию до конца.
– Может ли хирург свыкнуться со смертью как с частью своей работы?
– Нет. Трагедия всегда сопровождается слезами. Казалось бы, с годами все должно утратиться, но этого не происходит.
– Как вы относитесь к детской трансплантологии – пересадке донорских органов от ребенка к ребенку. Законы о детском донорстве есть в США, Канаде, Германии, Великобритании, Испании.
– Солидарности в отношении пересадки органов от одного ребенка к другому я не испытываю. Но есть исключения. Например, резекция половины печени с пересадкой органа от брата к брату (сестры к сестре, сестры к брату и т.д.). А размеры и масса печени реципиента восполняются после трансплантации.
Большие надежды у хирургов-трансплантологов связаны с терапией стволовыми клетками. Когда берутся собственные клетки и из них выращивается тот орган, который необходим. Есть модели печени, трахеи, пищевода. Потребуется, наверное, еще с десяток лет, чтобы это лечение было доступно.
– Вы возглавляете центр, которым гордится вся Россия, у вас есть медицинский «оскар». Чего еще хотите?
– Здоровья своим пациентам. Чтобы в нашей больнице был самый лучший хирургический центр не только для новорожденных, но вообще для всех детей, а большинство операций выполнялось бы эндоскопически, без разрезов.
Справка
Юрий Козлов пришел работать в Ивано-Матренинскую детскую клиническую больницу в 1993 году. За 17 лет работы он прошел путь от ординатора до заведующего Центром хирургии и реанимации новорожденных, сделал немало операций, спасших жизни детей. В 2006 году Юрий Козлов занял первое место на VII Европейском конгрессе детской хирургии, а три года спустя был назван «Человеком года в области здравоохранения Иркутска» и награжден почетной грамотой мэра Иркутска. Детский хирург активно занимается научной деятельностью: на четыре разработки он получил патент РФ, является автором многочисленных научных публикаций в российских и зарубежных медицинских журналах.
Автор: Наталья Мустафина
Фотограф: Лариса Федорова
"Байкал24"
по материалам