Незапланированная встреча
Январским субботним вечером 2008 года, перед самым закрытием Молчановки (Областная универсальная библиотека имени Молчанова-Сибирского, расположена по адресу: ул. Халтурина, 1. – Авт.), я спускалась по уже полутёмной лестнице, ведущей из читального зала редкой книги. На первом этаже, у отдела комплектования, не работавшего в тот день, горела яркая лампочка, а всё, что дальше, за углом, освещалось лишь светом от морозных узоров на стекле.
День прошёл над подшивкой «Иркутских губернских ведомостей», и там, между прочим, оказалось немало упоминаний об Исае Файнберге, построившем этот дом для своей семьи. Особенно запомнилась заметка в номере от 10 октября 1905 года: «7 декабря на углу Медведниковской и Толкучей, в доме Файнберга, крестьянин из ссыльных Енисейской губернии Хаджи-Мурат-Абдул-Али-оглы из мести выстрелил в инженера Артура Леопольдовича Бонди. Но пуля попала в книгу, которую нёс инженер, и застряла в ней. Тогда Хаджи-Мурат выхватил кинжал и ударил инженера в руку и правый бок».
Спустившись на первый этаж, я повернула направо и остановилась, натолкнувшись на невидимое препятствие. Чьё-то энергетическое присутствие было так явно, что я невольно отпрянула.
За спиной послышались размашистые шаги, и появился высокий молодой человек – охранник.
– Не ходите вы тут, – сказал он вместо приветствия, – я и сам их боюсь.
– Кого?
– Привидений. Такое устраивают!
– И как же вы с ними… ладите?
– А никак! Увольняюсь я. Последнюю ночь работаю.
Больше я его в самом деле не видела.
Подходит к шкафу – и исчезает в нём
Дом Файнберга идеально приспособлен для съёмок фильма о привидениях: необычный по архитектуре, он открывается неожиданно, из-за угла, как старинный пиратский корабль. Его «подводная» часть не меньше «надводной»: двойной подвал прочно держит особняк на плаву.
С фасада он имеет два этажа, но со двора открывается третий, встроенный. Если же подойти к дому сзади, то обнаружатся два накладных каменных «кармана» – один над другим. Оба невелики (два метра на два), однако быстро спрятаться в них и переждать минуту опасности можно. Представляете: хозяин удаляется в свой кабинет и исчезает в одном из шкафов? Впрочем, никто из Файнбергов здесь никогда не жил – особняк отдавался в аренду то штабу Иркутского военного округа, то канцелярии начальника Иркутского гарнизона, то штабу 2-й Сибирской пехотной дивизии, то администрации Кругобайкальской железной дороги, то литографии. А многочисленное семейство Файнбергов (так пришлось) занимало соседний, куда более скромный деревянный дом. Он стоит и сейчас и, как прежде, боковыми окнами смотрит на парадную лестницу.
А самая маленькая из лестниц ведёт на встроенный третий этаж, в молитвенную комнату. От неё ответвляется узкий коридор, упирающийся в тупик. Четвёртая лестница – подвальная. Можно предположить, что сохранилась и пятая, из подвала в… подвал – вход туда обозначен, но закрыт. А дело в том, что в 80-е годы прошлого века, когда здание реставрировалось, объём работ подгонялся под смету и пришлось отказаться от восстановления обрешётки на крыше, ставень, а также и одного из подвалов – нижнего.
Верхний, четверть века назад приведённый в порядок, и сейчас, доложу вам, хорош: в сущности, это жилой этаж, с высокими потолками, красивыми сводами; жаль только, что часть выемок забетонирована – ими подвал дышал и во многом благодаря этому оставался сухим. Кстати, в бытность библиотеки в особняке Поповых один из сантехников, рассорившийся с женой, переселился на рабочее место, в подвал. «Из однокомнатной переехал в хоромы и живу себе словно царь: сухо, светло и очень, очень просторно», – довольный, сообщал он приятелям.
В подвалах купеческих особняков, уставленных многочисленными ларями, коробками, ящиками и мешками, царил бодрый дух наживы и приятное предощущение барышей. Это ощущается и теперь в тех зданиях, на которые в своё время не покусились чекисты. Вот и «фрегату» Файнберга повезло. Кровавые тени прошлого не преследуют здесь; чем дольше ходишь по подвалу среди многочисленной периодики, тем более успокаиваешься.
И в одну из суббот, встретив нового охранника, я уже шутливо спросила: «Ну, как привидения?». Молодой человек нисколько не удивился и ответил: «Я плейер включаю – и они уходят».
Вскоре Молчановка перешла на летнее расписание, с выходным по субботам, и об этом мне любезно сообщила одна из охранниц, дежурившая в тот день. Тему привидений она тоже поддержала охотно: «Их совершенно не видно, а только слышно, и я с ними всегда договариваюсь – просто обращаюсь в пустоту: «Что-то вы опять расшумелись.…А ступайте-ка на второй этаж».
Когда не срабатывает клише
На съездах руководителей крупных библиотек, когда все доклады прочитаны, завершились дискуссии и банкет почти позади, разговор непременно заходит о привидениях. И каждому есть что рассказать, ведь многие книгохранилища занимают старинные особняки. Когда же истории уже все пересказаны, непременно найдётся кто-нибудь из старейших, который сведёт всё к шутке: «А у нас привидения ходят средь бела дня и даже выдают читателям книги. Одно из них перед вами»...
Ирония здесь весьма и весьма уместна, ведь не секрет, что роль привидений нередко исполняют самые заурядные сквозняки, а также мыши и крысы, время от времени заводящиеся. Немалый процент «страшных встреч с привидениями» справедливо списывать на алкогольный синдром «очевидцев», а также склонность к преувеличениям при пересказе. Но всё-таки остаётся некий, пусть и малый, процент, когда «привидения» можно толковать исключительно как привидения.
Принято считать, что это неуспокоенные души живших в старых домах людей, отголоски старых драм, разыгравшихся в этих стенах; одним словом, чем больше дому лет, тем больше в нём привидений. Но в случае с домом Файнберга такое клише не подходит: очевидцы утверждают, что всё сверхъестественное происходит здесь только в той части здания, где сконцентрировано много старых изданий. Другими словами, дело, может быть, вовсе не в стенах, а в хранящихся в них книжных и документальных источниках. Вот и в библиотечном корпусе на Российской, по свидетельству охранников, «неспокойно именно у дверей обкома Коммунистической партии – там всё будто бы кто-то перебирает бумажки»...
И моя встреча с Нечто произошла в районе хранилища старых книг, после многодневного чтения старых газетных подшивок. Возможно, слабое электричество, исходящее от документов, слилось в некую эманацию, а тишина и пустота вокруг сделали её более осязаемой?
Такую версию подтверждает и научная сотрудница, не один год отработавшая в областном архиве: «Всё, что связано с привидениями, барабашками и прочим, происходит исключительно там, где хранятся дореволюционные документы. Придёшь на работу, а «Дело», лежавшее на столе, исчезло, зато вместо него появилось другое, которого просто и быть не могло. А потом всё потерянное возвращается – как бы само по себе».
«Спать на посту – нехорошо...»
Все, кроме одного уволившегося охранника, отмечают мирный характер привидений и даже их известную предупредительность. Скажем, в библиотечном корпусе на Российской сначала раздаётся хлопок («будто бы выпрямляется смятая пластиковая бутылка»), затем доносятся тихие шаги («словно кто-то шаркает в шлёпанцах), а после начинается шелест бумаг («приятный такой, усыпляющий»).
Впрочем, одну задремавшую охранницу привидение разбудило и велело не спать. Женщина испугалась и на другой день уволилась, к удивлению коллег, полагавших, что ничего страшного не произошло, внушение было сделано правильно, и вообще, с привидениями, как и с людьми, надо вести себя прилично, и тогда не придётся увольняться.
Те же, кто работает днём, и вовсе не сталкиваются ни с какими привидениями и даже не задумываются о них. Но можно сказать и по-другому: никогда не задумываются – и потому не сталкиваются. Ведь для того, чтобы чувствовать их, нужно как минимум быть настроенным на их волну, иметь определённый канал и держать его постоянно открытым. В обыденной жизни, далёкой от метафизики, в этом нет никакой нужды и без труда удаётся не соприкасаться с ними. Если же всё-таки случается – значит, для чего-нибудь это нужно. Для примера скажу, что из давней встречи с привидением зародился мой первый рассказ.
За полчаса до открытия в библиотеке разбилось зеркало
Зимним утром, когда часы показывали без четверти восемь, на другом конце читального зала в здании бывшего Сиропитательного дома хлопнула дверь, закрытая изнутри на задвижку, и раздались шаги, неестественно громкие и тяжёлые. Вот они повернули меж стеллажей, остановилась у зеркала – и всё... Неживая тишина провисла между полками, жутко было повернуть в ту сторону голову, и казалось: зеркало вот-вот рассыплется на осколки...
В это самое время открылась вторая, ближняя дверь – и вошла библиотекарь Вера, как всегда по утрам, сияющая и розовая.
В тот же день я узнала, что какое-то время назад здесь за полчаса до открытия разбилось зеркало. Когда же заговорила с женщиной, вечерами мывшей полы, она вздрогнула: «Пожалуйста, не надо об этом!».
Прошло несколько месяцев, и однажды субботним вечером, когда в зале уже не осталось читателей, но до закрытия было ещё полчаса, у меня за спиной нависла та самая неживая тишина. Шагов на этот раз не было слышно, только близость чужой тяжёлой энергии и странная убеждённость, что это женщина с рыжей всклокоченной головой. Осторожно, боясь отклониться назад, я дотянулась до ключа и, не обернувшись, вышла. До лестницы добралась беспрепятственно, но едва ступила, как чужая, нежданная тяжесть повисла на ногах. Никого вокруг не было, страх, близкий к панике, парализовывал – только голос вахтёра, делавшего обход, вывел из оцепенения.
По дороге до дома у меня появилась странная убеждённость, что нужно делать, – я взяла бумагу и написала: «От матери Люсе досталось большое пушистое облако на голове да ещё, говорят, глаза».
Уже близко к рассвету написался и последний абзац: «Люся проехала на трамвае две остановки, почувствовала, как рыжий солнечный луч пробивается к ней через толстое стекло, – и вышла, и отправилась до работы пешком. Она шла и смотрела, как солнце греет камень домов, как оно проливается в окна и за стёкла очков, даже норовит обогреть огромный циферблат часов, висящих на кронштейне, как огромная птица на жёрдочке. Маленькая стрелка сейчас приближается к восьми, а большая – на пути к 11... «Без пяти минут восемь!» – вдруг поняла Люся и увидела, как между стрелок проступает грозное лицо директора библиотеки Зинаиды Гавриловны. Она рванулась к трамваю, повисла, ухватившись за что-то, лихорадочно высчитывая: одна остановка – минуты полторы, ещё две минуты – добежать до двери, минута на лестницу... Трамвай дёрнулся, ямка между шпалами, вся залитая солнцем, стала стремительно приближаться.…Люся ударилась о что-то тёмное и холодное, в последний раз откинула волосы и огромным их рыжим облаком укрыла ямку. Солнце в ямке погасло».
Мне самой нужно было к восьми на работу, и спать оставалось чуть более часа, но усталости не ощущалось совсем – было только чувство огромного облегчения. И действительно: больше Люся никогда не тревожила.
Но год спустя, в другом месте и при других обстоятельствах, случилось нечто очень похожее – и я попробовала уклониться, не пустить в себя пережитую кем-то боль. Но тогда меня так закрутило саму, что пришлось «отписаться». Рассказ вышел тяжёлый и, как мне казалось, мужской, но лучше, тоньше восприняли его именно женщины. Впрочем, важно было другое – меня отпустило. Потом была долгая и спокойная полоса, без привидений, без страхов и без новых рассказов, увы.
А в проекте «Иркутские истории» со всеми героями изначально сложились почти родственные отношения. Часто чувствую, как они помогают в отыскании материала, устраивают встречи, знакомства. И если за три года не вышло субботнего номера без «истории» – в этом их заслуга. Хоть, бывает, они меняют мной задуманное, уводят кого-то в тень, а кого-то, напротив, выдвигают вперёд. Так, в последний год многое крутилось вокруг Александра Ивановича Виноградова, редактора «Иркутских губернских ведомостей». И он начал даже видеться, почему-то с ботинок. Вероятно, когда прорисуется весь, надо будет бросать всё и садиться за книгу.
Что до этой заметки, то с ней тоже не обошлось без истории: «Дом с привидениями» начал вдруг прорезаться в последнюю субботу, и совершенно некстати – назначена была важная встреча, ждали срочные дела. Но всё удивительным образом отменилось, перенеслось, и сквозь тонкую скорлупу сомнений проступила одна-единственная картинка: гаснущие лампы Молчановки, холодные лестничные перила, скрипнувшая дверь, сгусток энергии за спиной, страх – и в то же время желание оглянуться.
Валентина РЕКУНОВА