9 февраля в центре российской кинематографии имени Л.Гайдая (бывший кинотеатр «Художественный») состоялась иркутская премьера фильма Александра Сокурова «Фауст», которую многие называют «губернаторской премьерой».
Вообще, фильм уже был показан европейскому зрителю. В 2011 году эта картина стала главной сенсацией российского кинематографа, а на Венецианском кинофестивале работа получила главный приз — «Золотого льва». Европейская киноакадемия внесла нашего земляка Александра Сокурова в список ста важнейших режиссеров кино.
Похотливый титан
В вечер показа в «Художественном» собралась культурная элита города, были и просто зрители, люди разных поколений. Подготовленные предварительными материалами в прессе, выступлениями организаторов, а также обращением к зрителям самого Александра Сокурова, показанным в качестве видеопредисловия к картине, зрители ожидали увидеть нечто незаурядное, что соответствовало бы и критериям фестиваля в Венеции, и собственным представлениям о вершине кинематографического искусства.
Однако многих зрителей постигло разочарование. И причина —не только сложный кинематографический язык повествования и мешающий восприятию закадровый перевод диалогов с немецкого на русский. Главное — почти физически ощутимая беспросветность всего происходящего. И Фауст, и другие персонажи фильма производят гнетущее впечатление своей порочностью. Бог — везде, а черт — там, где деньги, говорит один из героев фильма. Однако не имеющий денег, абсолютно нищий Фауст — вовсе не эталон духовности. Он с тем же успехом продает душу дьяволу, и отнюдь не за кусок хлеба.
У Гёте, от которого отталкивается Сокуров, — проблемы небес и земли, противоборства Бога и дьявола. Мефистофель, как истинный дух отрицания, в споре с Богом обещает заставить Фауста «пресмыкаться» и «жрать прах от башмака». С этого начинается грандиозная по масштабу борьба добра и зла, великого и ничтожного, возвышенного и низменного.
Фауст Сокурова — не титан мысли, дерзкий и противоречивый, мучимый вопросами мироустройства, философии, алхимии, медицины, ищущий «краеугольный камень», сущность всего происходящего, — а похотливый, вечно голодный и вечно что-то жующий, порочный «Джек-потрошитель». Для искусителя он не представляет никакого «спортивного интереса», поскольку уже — «готовый продукт». В фильме еще заходит время от времени разговор о Боге («В начале было Слово... И Слово было — Бог...»), но присутствия божественного не чувствуется ни в ком и ни в чем.
Кино и немцы
Натурализм многих сцен повергает зрителя в психологический шок. Самые первые кадры фильма переносят нас из вселенских космических высот в небольшой городок в средневековой (?) Германии, и вот — сцена в некоем анатомическом зале.
Зрителю показывают крупным планом обнаженное тело, мужскую плоть, разверстый живот, в котором роются — иначе не скажешь — руки ученого, доктора Фауста. В окровавленных, перепачканных грязью внутренностях он ищет душу человека. Ищет так, будто душа — это почка или мочевой пузырь, будто она имеет какое-то подобное вещественное воплощение. Параллельно ведется разговор с Вагнером... Может, она, душа, в голове? Да нет, там, в мозгах, один мусор... Тогда в пятках?
Обнаружить душу не удалось нигде. Тело «ставят» вертикально, и весь этот «ливер» вываливается на пол...
В другом эпизоде появляется женщина. Ее укладывают на кушетку, задирают юбки, что-то происходит... И вот из нее извлекается... куриное яйцо! Как оказалось, уже вареное. Его протягивают самой женщине, она чистит скорлупу и, не догадываясь, что зрителя уже мутит, с омерзительным выражением лица ест яйцо. Что это все значит? Это какой-то ритуал? Такое понимание женской сути? Такая философия материнства?
Герои фильма, разговаривающие несколько осовремененным языком, живут в невероятных условиях, каких-то нечеловеческих. И дело не в том, что у них нет электричества, телефонов, телевизоров. У них заскорузлый быт и беспросветность, у них не дома, а каменные трущобы, с мышами и крысами, у них смердящая нищета и немытость. Все в них вызывает омерзение: они мерзко едят, мерзко живут...
Я за ночь с тобой отдам все на свете...
Вокруг Фауста уже вьется искуситель, но он еще не проявил всех своих аппетитов. Ждет удобного момента, чтобы выторговать его душу. Но зрителю уже явлена Маргарита, с виду — совершеннейшая невинность, наивная, юная, с ангельским лицом... Ее мать, которая печется о сохранении невинности дочери, превращается в отвратительно злобную каргу, так что дочь ненавидит ее. Из-за этой материнской тирании Маргарита поначалу вызывает сочувствие. А потом... Потом она убивает свою мать. Но это чуть позже.
А пока Фауст между делом тоже убивает — юношу, брата Маргариты. Маргарита узнает, кто убийца, — но приходит чуть ли не отдаваться Фаусту, при этом ведет себя так, что вызывает у зрителя новый приступ омерзения. А на Фауста находит затмение: он одержим похотью и вполне созрел для того, чтобы подписать с дьяволом некий договор. Требуется душа? Он и не задумывается, ставя свою подпись кровью, —может, потому, что не верит ни в какую душу? И не любви Маргариты он просит, а элементарного — «одну ночь с ней». Спрашивается: а стоило ли закладывать душу ради той, которая и так на все согласна?
В момент их страсти нам показывают крупным планом лица любовников — они искажены, деформированы, в них сквозит что-то сатанинское...
О чем предупреждает Сокуров?
Следуя логике Фауста, хочется спросить: есть ли она вообще, душа? Есть ли любовь? Бескорыстие? Порядочность? Есть ли свет? Есть ли добро? И на многие вопросы хочется ответить: есть! Есть добро как нечто полярное злу. Есть бескорыстие —как противоположность жадности.
О чем вообще говорят с нами создатели «Фауста», и главным образом режиссер Александр Сокуров? О том, что человек без Бога отвратителен? Можно было бы с этим согласиться, но есть многочисленные примеры того, что люди исключительно светские тоже бывают вполне «нормальными» — совестливыми, порядочными, не способными на подлость, предательство, убийство. Целые поколения атеистов в советское время были насильственно лишены Бога — что же, все они — преступники? Нет. А тот, кто ходит в церковь нынче, — он что, сразу становится высоконравственным? Тоже нет.
Да, все персонажи Сокурова и близки, и в то же время далеки от соответствующих им персонажей Гёте, ведь вся эта история корнями уходит в того, классического «Фауста». Да и Сокуров в своем обращении к зрителям подчеркивает, что больше всего хотел бы, чтобы зрители после просмотра фильма перечитали Гёте.
«Фауст Сокурова словно рожден временем, чьи высшие идеалы —набитый желудок и плотские услады, временем, которое понимает слово «познание» разве что в самом интимном смысле», — пишет о фильме критик Олег Ковалов.
Может, в этом — ключ к пониманию картины? Показать, как вырождается всё и вся, от каждого отдельно взятого индивида до всего общества в целом? Но нам это показывают каждый день по многу часов — на том же телеэкране, всеми возможными способами, от жутких новостных передач до леденящих душу сериалов. И когда там, на ТВ, кровь льется рекой, трупы валяются на каждом шагу, взрываются целые города, на карту ставятся страны и материки, а отдельная человеческая жизнь не стоит не только ломаного гроша, но и никто и не задумывается о ее цене, — нас уже воротит от этого, и мы переключаем канал в поисках хоть чего-то человечного и человеческого. У одних на это вырабатывается иммунитет, у других — только цинизм и равнодушие.
Но если фильм Сокурова — антипод американским киноподелкам, то почему от «Фауста» тоже мутит? И от того, что это сделано талантливым человеком, зрелище переносится еще труднее, от него становится невозможно отмахнуться. Но как с этим жить?
То, что в мире произошли какие-то непоправимые сдвиги, смещения пластов, — очевидно. Достаточно привести только один пример из нашей, отечественной культуры. Пример, от которого тоже тошнит и о котором я буду говорить до тех пор, пока этот прецедент не аннулируют, — это присуждение Государственной премии (!) арт-группе «Война», изобразившей мужской орган на Литейном мосту в Петербурге. Так проявились якобы творческая дерзость, инновационный подход, креативное мышление. Можно про это забыть, можно это игнорировать, но это, наверное, отражает сегодняшнее состояние нашего общества и его общей культуры.
Сокуров, конечно же, работает на другом уровне, и я далека от того, чтобы сравнивать его творчество с хамски эпатажным «творчеством» группы «Война». И я в данном случае говорю не об авторах, а о тех, кто выставляет им оценки. И — страшно представить, какие в таком случае фильмы показываются на кинофестивалях.
Душа: болит или болеет?
В чем же суперзадача фильма Сокурова? Чтобы общество взглянуло на себя со стороны? По мнению некоторых критиков, это «фильм, который изменит жизнь каждого, кто его посмотрит». В какую сторону изменит? А если породит новых богоборцев? Ведь сокуровский Фауст, не нашедший души, не верящий ни в Бога, ни в черта, который забивает камнями этого ростовщика, Мефистофеля, искусителя, — он что, победил мировое зло? Таким образом? И что, Сокуров утверждает добро, которое должно быть с такими кулаками?
Или фильм — о закате цивилизации человечества, неизлечимо больного, погрязшего в мелких и глобальных пороках? Ведь на вопрос о часах в финале фильма Фаусту отвечают: зачем тебе часы? Время остановилось. Закончилось.
К финалу фильма у зрителя появляется мысль, что человек создан «по образу и подобию» — но не Бога, а дьявола. И мне жаль его, зрителя, каковым являюсь и я сама, потому что омерзения этой жизни хватает и в реальности, и нам не надо доказывать это через изысканные произведения искусства.
Порой кажется, что у наших именитых авторов, создающих элитное кино, либо извращено собственное сознание, либо они просто подыгрывают извращенному сознанию западных художников. Как живет с этим сам Сокуров? Может быть, наше спасение — в способности противостоять этому?
А может, все гении — душевно больны? Тогда от их творчества тем более надо бежать, даже если оно отмечено престижными наградами.
Хочу подчеркнуть, что это мое, чисто субъективное, зрительское, дилетантское мнение, никак не подкрепленное мнениями знатоков и творцов киноискусства. Они ведь тоже могут высказаться.
Сокуров же, отвечая в одном из интервью на вопрос журналиста, говорит: «Насколько удалась или не удалась картина, покажет только время, а не киноведы, друзья или враги. Если через некоторое время это будет по-прежнему интересно, то хорошо. А если уйдет куда-то в тень, значит, так Бог распорядился».
Значит, все же есть — Бог?
Любовь Сухаревская, «Байкальские вести»