Избирательная кампания в Заксобрание Иркутской области в 2023 году может побить рекорды по количеству исков об отмене регистраций кандидатов на выборах.
Электоральные юристы уже сейчас говорят, что к агитационным продуктам нужно будет отнестись крайне внимательно, потому что именно газеты и буклеты будут этим летом главным объектом пристального внимания ресурсных юристов, которые скрываются за формальными фамилиями технических кандидатов.
Откуда ждать опасности и к чему готовиться региональным политикам — рассказал электоральный юрист Иркутского регионального отделения «Единой России» Дмитрий Брянский в эксклюзивном интервью ИА «Байкал 24».
— С 14 марта 2022 года, со вступлением в силу закона № 60-ФЗ, утратил свой статус институт членов избирательной комиссии с правом совещательного голоса в окружных, территориальных и участковых комиссиях. Раньше юристы в этом статусе заходили в комиссию и смотрели документы оппонентов. Из этого возникало очень много судебных дел по снятию кандидатов в связи с недостатками в документах. Поскольку теперь членов комиссии с правом совещательного голоса нет как института, осталось не очень много нарушений за которые можно кандидата «снять» с выборов. Это — нарушения, связанные с финансированием избирательной кампании, подкуп избирателей, использование преимущественного должностного положения и авторские права.
— Но, как вы часто об этом говорите, авторские права в Иркутской области выстреливают очень редко.
— Да, редко. Одно из самых громких дел было в связи с видеороликом кандидата в депутаты Законодательного собрания Иркутской области Александра Качина в 2020 году. Отказ в регистрации, принятый Октябрьским районным судом, не устоял во второй инстанции в Новосибирске и второй громкий кейс — «куйтунский». И теперь юридический прессинг на избирательных кампания сделал конкретный крен в сторону оценки агитационных материалов.
— Что юрист может увидеть в агитационных материалах?
— Юрист может просматривать материалы на предмет прямого или косвенного подкупа. По кандидатам, которые являются чиновниками — материалы можно смотреть на предмет использования преимущественного должностного служебного положения. Рекомендую всем будущим кандидатам быть крайне аккуратными при использовании спецсвязи или служебных автомобилей.
— Почему так громко «выстрелил» куйтунский сюжет со строчкой из песни группы «Любэ» про коня?
— Если бы это случилось во время основной избирательной кампании летом, я думаю, событие затерялось бы на фоне. В период основной избирательной кампании судебных процессов подобного рода — в избытке. Но, конечно, это судебное разбирательство создаёт в Иркутской области определенную практику в плане выбора стратегии защиты по таким делам, количество которых будет неизбежно увеличиваться. В такой ситуации гораздо понятнее, как выстраивать позиции административного истца. Главное — не уйти в спор об авторстве: например, кому принадлежат права на песню или стихи.
— А в чем сложность спора об авторстве?
— Авторское право имеет дуалистическую природу: с одной стороны это коммерческие права, с другой стороны — личные права автора, право на имя автора. Этот дуализм усложняет жизнь судьям и юристам. В процессе по избирательным спорам суду приходится за 1-2 заседания разрешить спор об авторских правах, который в обычном суде общей юрисдикции рассматривается намного дольше, с исследованием гораздо большего количества доказательств. Во время избирательной кампании в суде главное — не уйти в спор о коммерческих правах, если юрист не понимает, кому точно принадлежат коммерческие права. Главное — сохранить в суде историю с личными правами. Для этого важен выбор прямой, чёткой и понятной стратегии.
— А как строилась защита в суде по авторским правам, связанным со строчкой «Сяду я верхом на коня: ты неси по полю меня...»?
— Нужно отдать должное коллегам — они выбрали очень изощренный способ защиты: взяли строки иркутского автора П., которые якобы были опубликованы в сборнике этого автора. И эти строки якобы совпали с общеизвестным произведением московского автора Ш. Таким образом коллеги пытались увести суд в спор об авторском праве: вот дальше вы ищите и доказывайте, кто из них первый эти строки написал: московский автор Ш или иркутский автор П.
— Неужели автор П. из Иркутска реально решился в суде доказать, что именно он написал нетленные строки «Сяду я верхом на коня: ты неси по полю меня...»?
— Были свидетельские показания этого гражданина. И были доказательства, которые якобы подтверждали создание этих строк. В выпущенной в 2021 году книге иркутского автора П. на странице со строчкой «Мы пойдем с конем по полю вдвоем» стояла дата 1993 год, а московский автор Ш. написал свою песню про коня в 1994 году. И получалось, что якобы иркутский автор П. создал строчку «Сяду я верхом на коня: ты неси по полю меня...» на год раньше.
— Вы хотите сказать, что они к суду специально в одном экземпляре книгу на принтере распечатали?
— Мы не можем достоверно этого знать. Но при публикации книга должна была оставить «цифровой след», обязательные экземпляры должны были направить в Книжную палату и в библиотеки, в архивах должна была сохраниться в каких-нибудь информация об издательстве и об авторстве. В случае с этой книгой мы видели отсутствие информационного следа, что позволило суду признать это доказательство недостоверным.
— А вопрос использования чужих цитат в агитационном печатном материале не решается простым согласием с подписью цитируемого, поданным в ТИК вместе с уведомлением?
— Строго говоря, нет обязанности приносить согласие в ТИК вместе с уведомлением. Есть обязанность взять согласие автора, при этом закон и не говорит, что форма должна быть письменная или устная. Но кроме того, должен быть предъявлен лицензионный договор. Если нет лицензионного договора, суд наверняка оценил бы и письменное согласие автора. Но защита в судебном разбирательстве про строчку из песни про коня строилась на том, что московский автор Ш. не считает, что его права нарушены. Но московский автор Ш. может заблуждаться и не знать избирательное и гражданское законодательство России.
— А у московского автора Ш. есть лицензия эксперта, которая дает ему право делать заключения идентичны строки художественного произведения московского автора Ш. и иркутского автора П.?
— Это следующий вопрос. Конечно, не является, и мы скептически относимся к доводу, что в сборнике иркутского автора П. написаны не строки московского автора Ш. В них отличается только пунктуация, а в данном случае знаки препинания могли влиять только на интонационное содержание. Но, в данном случае, знаки препинания не делают из одного произведения другое. Пример который я привел — книгу Сергея Минаева «ДухLess. Повесть о ненастоящем человеке» — например, я меняю все знаки препинания и печатаю «ДухLess», указываю в книге год написания — 2005 год, за год до издания «ДухLessа». И издаю его в 2023 году. Все эти манипуляции не делают «ДухLess» моим произведением на основании того, что там я ставлю в издании 2005 год и меняю знаки препинания. Мы юристы, можем думать по-разному, но в суде главное — выбрать оптимальную позицию.
— Этот процесс был назиданием для политтехнологов, которые работают на территории Иркутской области в 2023 году?
— Если бы суд не удовлетворил наши исковые требования, у кандидатов и технологов возникло бы большое поле дозволения в части изготовления агитационных материалов. Сейчас мы считаем, что у технологов не будет ощущения, что от всего на свете в суде можно отбиться. Хочу отметить, что буквально каждый юрист или кандидат может оказаться в такой же ситуации. Главное — оставаться человеком, сделать правильные выводы для себя и относиться с уважением к коллегам. Электоральное право — это минное поле.
Ссылка на документы по данному делу здесь.
