На днях прошло сорок дней, как вдали от Иркутска умер
известный в Иркутске правозащитник, писатель, публицист
Геннадий Константинович Хороших. Много лет этот человек был
связан -- и личной дружбой, и своими свободолюбивыми
взглядами -- с писателем, который прослыл диссидентом (за
что отбывал срок длиной почти в пять лет), Борисом Черных,
писателем и публицистом Виталием Диксоном, журналистом и
писателем более молодого поколения Андреем Грохольским.
И сегодня Борис Черных, специально приехавший из
Благовещенска, где он сейчас живет, а также иркутяне Виталий
Диксон и Андрей Грохольский -- собеседники журналиста,
корреспондента "БВ". Тему же разговора можно обозначить так:
каким он был? Что привносит в общество каждый такой вот
человек-совесть? Возможно ли это вообще -- "жить не по лжи",
как сформулировал Солженицын?
Корр.:
////-- Мы не сможем сегодня в полной мере оценить его
деятельность как председателя комиссии по защите прав
человека, поскольку с нею тесно не соприкасались, -- и все
же мы знаем, что Геннадий Константинович обладал теми
личностными качествами, которые давали ему моральное право
работать в этой комиссии. Об этих его качествах, о том, как
формировалась его личность и как складывалась судьба, и
хотелось бы поговорить.
Б.Черных:
-- Я вчера был во втором корпусе госуниверситета, где
проходила та знаменитая дискуссия "Пресса и демократия", с
которой все и началось в судьбе студента Геннадия Хороших.
Дискуссия эта в те времена была актом небывалой смелости.
Да, именно с нее началась его тяжелая биография. Теперь в
том зале проходят заседания ученого совета ИГУ, и это
согрело мое сердце; но тогда мы даже и не предполагали, что
из этого парня, пусть даже такого башковитого, вырастет
правозащитник.
_______ВРЕЗ В ТЕКСТ В ЭТОМ МЕСТЕ_____
////Он вырос в простой семье в Рабочем предместье, поступил
в Иркутский университет. Организованная им в 1965 году
дискуссия стала ярким событием, которое положило начало
незаурядной судьбе нашего земляка. Дискуссия потрясла
гуманитарные факультеты. Самого же Геннадия Хороших по
решению обкома КПСС не просто отчислили из университета --
его отправили "перевоспитываться" на завод тяжелого
машиностроения имени Куйбышева... Человек сильного характера,
он отправился сначала на завод, но через год, видя, что о
нем элементарно забыли, махнул аж на Колыму, где стал
бурильщиком в геолого-разведочной партии. Там заочно окончил
филфак Магаданского педагогического института и вскоре
вернулся в Иркутск.
Новая эпоха призвала Геннадия Константиновича к поприщу
неожиданному -- он становится руководителем областной
комиссии по правам человека. На этом посту он снискал
уважение многих своих сограждан. Его кабинет всегда открыт
для обездоленных и страждущих, его предписания вынуждены
исполнять чиновники разных ведомств... Его с трудом терпят в
Иркутске, но его поддерживает Москва, более того,
деятельность иркутской комиссии по правам человека признана
одой из лучших в России.
Из дневниковых записей Бориса Черных////
________
Но в том-то и утопичность многих наших надежд, что теперь,
как я посмотрю, нет у нас ни прессы, ни демократии -- во
всяком случае, у нас на Амуре. Есть желтая пресса, таблоиды,
"глянец" без смысла. Может быть, только ваша газета
держится.
Но в условиях, когда все нравственное ломалось в
Российском государстве, роль правозащитника становится
нелепой, это роль Дон Кихота. Он, Гена Хороших, понимал это
-- он видел, что занимался донкихотством, помогая лишь
отдельным людям.
Но что значат усилия одного? Я вижу, как против этой машины
стоит человек, Геннадий Константинович Хороших, по принципу:
ну надо же что-то делать, надо хоть кому-то помочь... Вот и
ответ на ваш вопрос. Он и умер как Дон Кихот -- поехать
сидеть возле парализованного брата, бывшего командира
эсминца, -- чтобы стать самому братом милосердия при больном
человеке, и это тоже достаточно самоотверженно. И вот брат
остался, -- а Геннадий ушел...
Оглядываясь на то, что было еще так недавно, я понимаю, что
значит быть правозащитником, когда им быть практически
невозможно. Это я и по себе знаю, по жизни на Амуре, в
Ярославле...
И он это сознавал! В том-то и трагедия. Он понимал всю
тупиковость своих усилий. Конечно, его не покидала вера, что
мы, может, еще выправимся, ведь были же какие-то обещания у
нашей эпохи!..
Корр.:
////-- Мы за свою жизнь захватили разные времена, а он,
Геннадий Константинович, и тем более: сначала "оттепель", а
после застоя -- годы перестройки, когда люди снова воспряли.
Что, разве не было иллюзий?
-- Иллюзии были. После XX съезда, например, это 56-й год --
какие иллюзии были, боже мой! Конечно, Хрущев был болтун и
балагур, не без ошибок, -- но он был живой человек. На смену
пришли манекены. Это было видно по лицам, по речам, по
поведению, по их биографиям. Потом, вторично, иллюзии
возникли уже при Горбачеве. У вас же тоже они были?
В.Диксон:
-- Ну а как же! Ведь тоже хорошее впечатление производил. И
мы все думали: а вдруг? Мужик, кажется, толковый -- правда,
он очень много говорил...
Корр.:
////-- Было такое ощущение, что он тоже дорвался -- его тоже
слегка несло.
В.Диксон:
-- Конечно, он отличался от своих предшественников. Говорил
без бумажки, держался просто, значит -- свой. Новый человек
пришел -- отсюда и первый импульс к возникновению иллюзий. А
уже потом стали прислушиваться к тому, что именно он
говорит.
А что касается Гены -- мне представляется, что -- да, он был
Дон Кихот... В то же время он был трезвый человек, ясно
представлял себе, что происходит.
Но на его примере хорошо видно, как столкнулись лоб в лоб
два понятия, которые существовали еще в СССР, а именно --
правоохранительные органы и правозащитные организации. И там
и там право, разница в том, что одни охраняют это право, а
другие защищают. Оказалось, что право "охранять"
узурпировало государство, а правозащитникам только осталось
-- точечно где-то кому-то помогать, в каких-то частных
ситуациях. Понятно, что Хороших не мог быть этим
удовлетворен. Ему не хватало широты этого движения,
массовости, но в условиях, когда он занимал, по сути,
чиновничью должность, изменить ситуацию было невозможно.
А.Грохольский:
-- Меня интересует, возможно ли было соединить деятельность
и взгляды Геннадия Хороших с принципами православия?
Насколько это возможно вообще? Я понимаю, что демократия
была его любимым флагом, так можно ли было подружить церковь
с демократией?
Б.Черных:
-- Церковь невозможно подружить с демократией, она,
демократия, там просто неуместна -- церковь структура
особая, и можно только радоваться тому, что у нее нет
демократии. Я и у церкви вижу много проблем. Там есть очень
талантливые батюшки, по-настоящему просвещенные, но их мало.
Слишком долог и непрост путь возвращения церкви к самой
себе. Я знаю, Геннадий много думал об этом и о
христианско-демократическом союзе...
В.Диксон:
-- Возможно ли вообще соединить христианство с демократией?
По-моему, это разные вещи. Демократия -- это форма
правления, а христианство -- морально-нравственное
религиозное учение. Можно ли христианство как нравственное
учение приложить к политике?
Возьмите основополагающие вещи -- десять заповедей -- и
приложите их к деятельности любого политика, министра,
сверху донизу, приложите к ним нравственные принципы
христианства. Как на фоне этих моральных принципов будет
выглядеть любой политик любого ранга?
А.Грохольский:
-- Но Хороших-то пытался приложить...
В.Диксон:
-- И не он один пытался, это традиция очень давняя в России.
В конце 80-х -- начале 90-х Виктор Аксючиц и ему подобные
этим занимались -- и уперлись куда-то в тупик. Они тоже
пытались эту идею воплотить -- создать
христианско-демократический союз. Потом идея докатилась до
Иркутска, нашлись инициативные люди, хоть и очень разные
(Гена Хороших, Евгений Иофин, Виталий Камышев), создали
РХДС...
Б.Черных:
-- Но мы говорим о Гене Хороших. А он разглядел, что церковь
поднимается. А что касается нашего общества, то тут мы в
очередной раз сорвались в утопические надежды.
Корр.:
////-- У меня вообще такое впечатление, что в обществе
наступила эпоха великой депрессии. У нас сейчас не права
человека, а права денег. Все наши права, вместе взятые, не
могут противостоять этому Большому Праву. И происходят вещи,
смысл которых умом не понять, не объяснить...
_______ВРЕЗ В ТЕКСТ В ЭТОМ МЕСТЕ_____
ххх
Уходят дни, их календарь теряет,
Меня опять тоска одолевает:
Смотрю в окно, а вижу снег в Иркутске...
Что из того, что жизнь не стала куцей?
Я здесь чужой, но поезд мой ушел...
В Иркутск, я знаю, мне уж не вернуться --
Иду к календарю, в руках листочки рвутся.
ххх
Август мой, август, нет, я не горюю,
Просто стою я, просто смотрю я,
Как на земле без меня?..
Геннадий Хороших
________
Б.Черных:
-- Мне летом будет 73, и я смотрю на это с позиции внуков и
правнуков, я о них думаю. Итоги нашей беседы могут быть
горестные, знаю заранее, но мы же и не можем лгать, как это
было в другие времена, когда все собирались и "нагнетали
оптимизм".
Но и пессимизм нагнетать не следует. Хорошо, если партия
власти найдет в себе нравственные силы, чтобы на местах
поднять наверх людей духовно озабоченных. Правда, пока этого
не происходит. Но наши нынешние вожди (я имею в виду
Медведева и Путина) производят впечатление живых людей,
которые, может, как и мы, тоже испытывают иллюзии.
В.Диксон:
-- Вожди, испытывающие иллюзии, -- это уже не вожди, а
воплощенные дон кихоты. Кроме того, на меня нынешняя
светская и церковная власть не производит вышеозначенного
впечатления.
Корр.:
-- При этом не последнее лицо в государстве, Борис Грызлов,
отвечая на вопросы прямой линии, организованной Газетой.Ру,
говорит: мы на триллионы рублей выпустим фильтров, чтобы
позаботиться о россиянах, -- пусть пьют чистую воду. А
Байкал, самый чистый на планете естественный источник воды,
при этом разрешают загрязнять. Это как понимать?
Б.Черных:
-- На пенсию надо отправить Грызлова.
Корр.:
////-- У общества нет механизма, с помощью которого оно
могло бы отправить его на пенсию.
А.Грохольский:
-- Если общество не проголосует за "Единую Россию", Грызлов
не будет возглавлять Государственную думу, вот и все. Так
что выборы -- единственный механизм.
Б.Черных:
-- О чем я еще хочу сказать. Мы только что на Амуре создали
такую общину, которую назвали "Албазинское братство".
Инициатором ее был игумен Игнатий, настоятель
Магдагачинского прихода. И вот я вижу, что молодые
священники, в том числе и патриарх Кирилл, люди
просвещенные, и это вызывает у меня надежды, что добиться
изменений к лучшему будет трудно, сложно, но -- возможно. И
потому есть проблески надежды, что мы поднимемся. Я имею в
виду -- поднимемся нравственно. Но вообще нас ждет тяжелая
полоса...
Гена Хороших это прекрасно понимал. Это ощущение есть и в
его письмах.
В.Диксон:
-- Допустим, Гена понимал это, но есть одно свойство
поколенческое -- приверженность к надеждам, к иллюзиям. В
поколении Геннадия Хороших это было ярко выражено, и Борис
недалеко оттуда ушел. Идя работать в комсомол, он ничего не
рушил -- он хотел, чтобы этот комсомол был "с человеческим
лицом". Сейчас они оба, и Геннадий Хороших, и мой собеседник
Борис Черных, выглядят реформаторами, которые хотели в
рамках существующего строя переделать все, выступить с
новыми идеями,-- и сколько таких неосуществленных надежд,
сколько судеб, которые оказались, по существу, шлаком?! Они
сами себя кидали в топку локомотива, горели, сгорали...
Б.Черных:
-- Я же не сгорел! И очень многие из тех, кто испытывал эти
"романтические надежды", не сгорели. Кстати, в областном
архиве есть документы по делу исключения из университета
Геннадия Хороших. Этим делом руководил Геннадий Куцев,
тогдашний первый секретарь обкома комсомола, теперь
функционер "ЕР" и ректор Тюменского университета. Очень
одаренный при этом человек... И Гена мне говорил однажды: ты
знаешь, он меня исключал, а меня все равно не покидало
ощущение его таланта.
В.Диксон:
-- Ничего странного тут нет. Ведь когда мы говорим
"мерзавец" -- это не означает "ничтожество". Это чаще всего
-- целеустремленный, волевой, дисциплинированный человек,
при этом он активен, умен -- и тем не менее он остается
мерзавцем.
А.Грохольский:
-- Я думаю, здесь очень важно одно качество -- сочувствие,
которое было у Геннадия Хороших, сочувствие к своим
притеснителям, к своим обидчикам. Может быть, в этом и
сказалась его христианская сущность...
В.Диксон:
-- Большое сердце было у Гены -- и это хорошо для
проповедника, это хорошо в межличностных отношениях, но
сочувствующий общественный деятель? В России это несколько
странно. Потому что, выражая сочувствие одному, ты вольно
или невольно выражаешь осуждение другого. И, сочувствуя тому
или другому, ты все равно показываешь свое политическое
лицо.
В должности уполномоченного по правам человека Геннадию
Хороших, может быть, было некомфортно -- он чиновник, это
чиновничья должность, администрация губернатора -- это
монастырь, туда со своими правилами и своим уставом не
ходят, и если ты там работаешь -- будь добр соблюдать
заведенный порядок. Но он пошел на эту должность. Он видел в
этом свой нравственный долг: где могу -- там помогу. Пусть
хотя бы на отдельном участке, помогу одному, другому,
десятому -- и то хорошо.
Б.Черных:
-- По-моему, это хорошо, что он пошел на эту должность. Во
всяком случае, когда меня губернатор Амурской области
пригласил быть его советником, я согласился. Потому что я
знал, что могу принести какую-то пользу. И точно так же Гена
себя повел. Но его, получается, все-таки вытолкали?
А.Грохольский:
-- Он возглавлял комиссию по защите прав человека при
губернаторе, а когда учредили должность уполномоченного по
правам человека, его не избрали на эту должность. Там была
долгая история...
В.Диксон:
-- У него был хороший слух на слово. Как мне казалось, он
мечтал стать литератором...
Б.Черных:
-- Работать надо было, сидеть за письменным столом. У него --
не получалось. Но, слава Богу, как личность-то он состоялся.
Хотя в его повести действительно обнаруживается
литературный талант. А еще я нашел в его письмах строфы
стихотворений, тоже талантливые. То есть писательский дар
был, но у него была энергия солдата, стоящего на посту. Она
перехлестывала, и он, к сожалению, только время от времени
садился к письменному столу...
Я надеюсь, что он сохранится в памяти иркутян надолго, а к
осени мы соберем книжку памяти о нем -- все, что есть, и
все, что еще напишут люди, хорошо знавшие его. А еще --
письма, дневники, странички его прозы, стихи... Есть
личность и есть наследие этой личности, пропасть ничего не
должно. И рукописи, и предполагаемые осенние чтения его
памяти -- все это может и должно стать страницами будущей
книги.
Беседу вела Любовь Сухаревская,
Фото: pressa.irk.ru