Да, вот вспомнилось не вдруг это выражение знакомого деда из сельца Токма Катанского района, у которого мы квартировали несколько дней, выйдя из тайги, с промысла. И ожидая со своим товарищем (тоже, как и я, охотоведом) вертолёта, который должен был доставить нас в Ербогачён. А уж оттуда, самолётом, мы полетим в Иркутск! Такой большой, весёлый, шумный, после двух месяцев тайги, город! В родную «альма-матерь», как говаривали студенты охотоведческого факультета…
Семидесятые годы прошлого века. Древность-то какая!
Нам, молодым, крепким парням – преддипломникам, казалось тогда, что вся наша жизнь впереди – лишь нескончаемая вереница побед, азартных приключений, счастья. Фарта, одним словом. Как и было до сих пор. И дед, которому было тогда столько же, сколько мне теперь – чуть за шестьдесят, виделся поэтому если уж не шерстистым носорогом, вытаявшим где-то из вечной мерзлоты, то замшелым таёжным пнём точно. Казалось, он совсем ничего не понимал в этой весёлой штуке по имени жизнь, не чувствовал её карнавального разноцветья.
Впрочем, надо отдать ему должное, он ни на что не жаловался. Хотя на вопрос: «Как жизнь?» неизменно отвечал: «Не живём, а выживаем помаленьку…».
- Вы, что же, разве пенсию не получаете? - спрашивал я его порой.
- Как не получать – получаю, - охотно отзывался он. Двадцать семь рублёв, как колхозник. Я ведь из Аларского района. Там жил и работал. А сюда, на чистые воздуха, из-за болезни жены мы перебрались. Да только ничё ей не помогло…
На этом он обычно умолкал. Да мы его особо и не расспрашивали ни о чём. Иные темы занимали нас…
Сейчас, как и тот дед, я пенсионер и вдовец… Правда, до ухода жены в мир иной я не ощущал этой отвратительной ухмылки нищеты, которую чувствует в нашей стране, наверное, каждый пенсионер.
Жена заведовала, пожалуй, самой большой лабораторией в Лимнологическом институте и получала, по-видимому, неплохо. Во всяком случае, за телефон, за квартиру, электроэнергию платила она. И я даже не знал, сколько всё это стоит. Хотя и ворчал порою, что за жильё наше вообще бы платить не надо, как за предаварийное…
Дом наш стоит в центре города, можно сказать даже в двух шагах от областной администрации. Построен он был в 1937 году и снаружи выглядит даже нарядно. Однако внутри – на лестничных площадках и в квартирах – полный упадок: межэтажные деревянные балки просели, полы от этого, что горки. По потолку и стенам трещины, сколько их ни замазывай и ни забеливай, прикрытые местами обоями. Окна страшные, щелястые настолько, что соленья, оставленные на подоконнике в кухне на ночь, замерзают в банках. И это ещё при заклеенных рамах. Батареи парового отопления – здоровенные чугуняки, а тепла от них мало. Сантехники же, когда их вызываешь, только руками разводят в ответ на жалобы. 15-17 градусов в квартире зимой и едва теплая водичка из крана – это не к ним…
По графику советских времен наш дом должен был ремонтироваться аж в 1987 году. Но теперь новые времена! Времена дикого капитализма то есть. От владельца нашего дома – чаеразвесочной фабрики – остались лишь руины. Поэтому насчет ремонта сейчас ответ один: «Квартира приватизирована – делайте ремонт сами».
- Ну, что это у вас всё такие мрачные мысли и краски? - изумится иной оптимистичный читатель. – Везде же только и слышишь о постоянном повышении пенсий, улучшении благосостояния пожилых россиян. Валоризация даже какая-то вроде идёт. И пенсии повсюду должны быть не ниже прожиточного минимума, как утверждают руководители страны…
Должны-то должны, да вот только концы с концами что-то никак не сходятся. Как этот «прожиточный минимум» тугодумцами региональными, федеральными ли определяется – вообще уму непостижимо. Я не знаю, каков «прожиточный минимум» в нашем регионе, но зато точно знаю, что на пенсию прожить невозможно!
Вышел я на пенсию в июле 2008 года, проработав до этого не менее тридцати лет в различных должностях. Отработал бы и больше, только последние пять лет, допустим, официально нигде не числился. Это была настоятельная просьба жены и сына, наблюдавших мои метания между писанием статей для родной редакции и тем, что, по большому счету, собственно писанием и является: рассказов и повестей. На рассказы и повести сил у меня после журналистской работы, дающей гарантированный кусок хлеба, часто не оставалось. Ни душевных, ни физических. И это постоянно раздражало: разрыв между существом и существованием. Между призванием и зарабатываньем средств «на прокорм». Тем более что годы стремительно мчались, а сделанного в литературе казалось так мало. И спасибо огромное моим родным, что они из этого круговорота, где я словно белка в колесе бегал, выдернули меня. И что я сумел написать за эти годы и издать две очень неплохие, судя по отзывам читателей, книги…
Однако «пожировать» мне пришлось недолго. И подтверждают этот факт именно те бумажки и квитки, к которым я раньше благодаря своим близким относился как к чему-то не самому важному в жизни и которые, как оказалось, являются совершенно точным отражением этой жизни. Во всяком случае, отражением материальной ее составляющей – бытия, так сказать. В апреле 2009 года умерла моя жена – из-за непрофессионализма врачей, вдруг, в одночасье… И я остался один на один с этим бытием.
Пенсия моя составляла к тому времени 4552 рубля 24 копейки. Этой суммы, увы, не хватило, чтобы заплатить за нашу трёхкомнатную, в 56 квадратных метров, квартиру. В первый месяц я потратил (все цифры привожу по квитанциям оплаты) 2772 рубля 10 копеек на жильё. На телефон (Интернет, абонементная плата, переговоры) – 1926 р. 56 коп. На электроэнергию – 300 рублей. Итого: 4698 р. 66 коп. То есть коммунальные «услуги» (слово это могу взять только в кавычки, ибо качество этих услуг очень слабо различимо) «съели» на 146 рублей 42 копейки больше того, что я получил от государства в качестве благодарности за то, что участвовал во всех его делах и многих достижениях долгие годы! Иными словами, государство мне сказало: «Что-то ты, братец, слишком как-то разошёлся – не по средствам живешь, не по чину!»
И я, признаться, запаниковал – не на шутку. А на что же жить?! И как жить? Ведь у меня даже нет своего огорода, как у того деда из Токмы, с которого он кормился. Тем более что цены практически на всё как по команде при каждом повышении пенсии тут же шли вверх…
«Отказаться от Интернета? Но им пользуюсь не только я, но и сын, постоянно рассылающий в различные организации свои резюме и пытающийся безуспешно, вот уже больше года, устроиться на работу, соответствующую его университетскому образованию. Да и даст это полторы тысячи экономии, не больше. Два раза за продуктами на рынок сходить. Ну, если очень экономно – три. Но месяц на такую сумму вдвоём всё равно не прожить! Тем более что сын мне пока ничем помочь не может. Сам перебивается случайными заработками, да ещё за учёбу в «художке» платит. Ну, ладно, после жены – спасибо Лимнологическому институту и сотрудникам её лаборатории – у нас есть какие-то деньги. Но что делать, когда они закончатся?..».
А тут ещё, как на грех, башмаки прохудились. И надо бы купить новые. А на что? Разве что потерпеть до тепла – слава богу, уж март наступил, так что скоро можно будет на демисезонную обувь перейти.
Но, как известно, беда не приходит одна. Она тянет за собою целую вереницу всяких бед, неудач. Вот и у меня за этот год вдруг как-то повылезали неведомые дотоле болячки и давление безжалостно, подобно ценам, полезло вверх. И надо бы лечить, но чем опять же, на какие шиши? Выписанные врачом лекарства, снижающие давление, я купить элементарно не смог – цены на них были значительно выше даже самого высокого моего давления.
В общем, получался какой-то замкнутый круг. Я чувствовал себя волком, обложенным со всех сторон красными флажками. И как тут не вспомнить Василия Макаровича Шукшина с его горькой фразой: «Простому человеку во все времена живётся непросто». И действительно, вспоминая своих родителей, я помню, что они постоянно, по выражению мамы, «выкручивались», дотягивая от зарплаты до зарплаты. Всю жизнь они честно трудились, а выйдя на пенсию, не только сами кормились со своей «дачёнки», но и нас с сестрой с неё же подкармливали. При этом мама моя больше сорока лет проработала медсестрой в различных лечебных заведениях, однако пенсия у неё была, увы, совсем не соответствующая величине ее стажа. И хотя отцу повезло больше – он успел повоевать с Японией в Великую Отечественную войну и потому пенсия у него была пошибчее – на неё тоже в какой-нибудь Пхукет всё равно не съездить было…
Недавно встретил на улице, как раз перед 8 Марта, выпорхнувшую из такси давнишнюю свою приятельницу, удачно вышедшую в своё время замуж за чиновника, который стал потом «видным областным политиком», постоянно куда-то избиравшимся. То в городской, то в областной парламент, то ещё куда, уже подальше от Иркутска, зато поближе к Москве. Так вот эта весёлая щебетунья бальзаковского возраста, вся уже в меру обожженная солнцем, поделилась со мной от полноты чувств и оттого еще, наверное, что загар её не остался незамеченным, предпоследними своими новостями.
- Это я в Таиланде, на Андаманском море так загорела. Мы туда с друзьями уже не первый год недельки на две в конце зимы ездим. Из стужи в лето – нырк! Здорово! И тебе советую. Это дешевле, чем в Сочи. Съезди, развейся!
- Как-нибудь съезжу, - промямлил я.
- Нет, ты действительно съезди! Это действительно в кайф! – настаивала она.
- Да съезжу-съезжу! – пришлось пообещать мне – безо всякой, впрочем, надежды на выполнение обещания.
- Ну, пока!- проворковала «шоколадка», чмокнув меня по старой памяти в щёку. – Извини – куча дел! Маникюр надо сделать, причёску соорудить. Мы вечером на банкет идём. У друзей годовщина новой фирмы!
И она улетела, унося с собой запах неведомых мне духов и полноту жизни. А я побрёл своей дорогой, размышляя о куда более приземленных палестинах. И не было в душе ни зависти, ни злости, а было только то, что было: «К сестре бы, в Ангарск, съездить. Давно не виделись. Да вот цены на автобус поднялись… А сейчас надо пойти хлеба купить, молока. И что-то еще…».
В стихотворении одного уже ушедшего из жизни ангарского поэта есть такие строки: «Когда бы не проблемы молока, они б ушли, как эти облака…». Такие строки всегда делают грустные мысли чуть веселее. Даже если на небе в этот момент нет никаких облаков и само небо серое, низкое – как жизнь большинства наших соотечественников.
«Впрочем, всё не так уж безнадёжно. Немцы вот «по мылу» прислали предложение – снова собираются перевести мои «Байкальские повести». Значит, будет хороший и даже, не исключено, очень хороший гонорар. В разы превышающий скромные гонорары, начисляемые (а нередко и не начисляемые вовсе) за творческий труд в нашей стране. Значит, ничего, выживем как-нибудь. Тем более что за нынешний февраль пенсия моя составила уже 5982 рубля 48 копеек, а с первого апреля ещё грозятся добавить.
…Правда, плата за коммуналку с Нового года тоже увеличилась, и не на копейки. И цены продолжают лезть вверх как очумелые – как будто те, кто у власти (а значит, и при магазинах), в Пхукет собрались не только съездить «поджариться» в очередной раз, а уже жить там регулярно и на полную катушку. И может быть, права та старушка, которая стояла передо мной в очереди в социальном магазине – когда, закончив разглядывать ценники, вздохнула устало и прошептала: «Лучше бы уж они совсем не набавляли пенсии. А то шуму много, а толку мало…»?
Владимир Максимов
От редакции: На днях вышла из печати новая книга Владимира Максимова «Куда всё это исчезает…». Книга представляет собой сборник избранных произведений и посвящена жене писателя – Наталье…
"Байкал24"
Впервые опубликовано в журнале