В Зимнем дворце открылась странная выставка — кураторы из отделов первобытного и восточного искусств представляли современную скульптуру. Понять, чем их так покорил бурятский скульптор Даши Намдаков, попыталась Кира ДОЛИНИНА.
Выставка "Ностальгия по истокам. Вселенная кочевников Даши Намдакова" расположилась среди залов сибирской археологии. Географическая привязка очевидна — скифские олени и пантеры да пазырыкские лошади в своей древней недосягаемости милостивы, почему бы не благословить ими молодого бурятского гения? Но они же и задают планку, даже допрыгнуть до которой уже подвиг: планку чистоты художественного высказывания. Работы Даши Намдакова готовы к диалогу с древними. Лошади и всадники, красавицы и чудовища, юные герои и старцы, реальные животные и мифологические существа. Огромные фигуры и ювелирные изделия. Отполированные до блеска и нарочито грубоватые. Томно-истонченные и коренасто-тяжеловесные. Все отлиты на высочайшем технологическом уровне, все изобретательно придуманы и очень впечатляют падких на древневосточный аромат европейцев.
Для художника, удостоившегося персональных выставок в Третьяковской галерее и Эрмитаже, Даши Намдаков почти неприлично молод — ему чуть за сорок. Он родился в деревне в Читинской области, учился в Красноярском художественном институте, удачно дебютировал в Москве в галерее у земляка, стал моден у московской элиты, выставился в Нью-Йорке, переехал в Москву, но собственно литьем все чаще занимается в Италии — что очень заметно по качеству его работ. Внешне он скромен и как бы немного смущен всей этой шумихой. Тем громче кажется хоровод громких политических и артистических имен вокруг него: выставки в престижных залах, немалые цены, говорят, среди покупателей (а иногда и покровителей) самые-самые — от Владимира Путина и Герхарда Шредера до Умы Турман.
Светская составляющая в биографии Даши Намдакова важна, но больше всего его интервьюеры любят поговорить с ним о шаманстве. Из раза в раз пересказывается история, как при рождении ему была предсказана тяжелая болезнь, в случае преодоления которой он станет большим человеком. Дальше — как по книге "Сказки и мифы народов мира": болезнь случилась в назначенный срок, шаманы и ламы разводили руками, колода карт и обряды его рода показали спасительный путь, мальчик выздоровел, но стал слышать мысли других людей, что в его обществе означало прямой путь в шаманы. Тут, правда, реальность окружающего мира побеждает — и мальчик идет по стопам отца, становится скульптором.
Циничный критик-космополит увидит в этой истории лишь отблеск мифологического сознания кочевого народа, очарованные Востоком европейцы готовы разглядеть в созданиях этого победившего смерть героя вложенное в бронзу шаманство и высшие силы, но лучше всего понимают это только что созданное искусство, как ни странно, археологи. Им все равно, что за фигурами Даши Намдакова бродят тенью то мрачный салонный модернист Михаил Шемякин, то веселый колумбиец Фернандо Ботеро. Им неважно, что никакого отношения эта скульптура к "современному искусству" (в значении contemporary art) не имеет, потому что даже не пытается говорить на его языке. Им ценен культурный опыт пластического высказывания, который тем более очевиден, когда эти скульптуры соседствуют с памятниками древних кочевников. Скифы, конечно, выиграли и эту битву — но зато мы увидели, как может трансформироваться Древний Восток в эпоху "Аватара".