Виктория Дворниченко: Мы движемся в фарватере мировой онкологии

У областного онкологического диспансера юбилей – 70 лет. Оглядываясь назад, видишь – путь пройден немалый. Начинали с 30 коек, выкроенных у факультетской хирургической клиники, и старенького рентгенотерапевтического аппарата РУМ-17. Через 16 лет перебрались в помещение побольше, на улице Каландаришвили, где уже удалось разместить 75 стационарных больных.

В 1967 году диспансер получает в свое распоряжение здание в предместье Марата. По тому времени это был, можно сказать, рывок вперед – коечный фонд возрос более чем в четыре раза, поликлиника могла принять 400 больных в день. Казалось бы, все условия созданы, осталось лишь совершенствовать медицинские методы.

Методы и совершенствовались. Иркутская школа онкологии становится одной из авторитетнейших в стране, опровергая устоявшееся мнение, что с раковой опухолью бороться невозможно. На помощь призываются все достижения онкологической науки, способные исцелить от смертельного недуга.

Но прошло два десятка лет, и стало ясно: форма не соответствует содержанию. Медицинские службы с трудом справлялись с возросшим потоком больных. Требовалось кардинально решить проблему. Тогда и появился на свет проект современного онкологического центра, просторного, светлого, с хирургическим, радиологическим, лабораторными корпусами. Сказка, а не проект.

Но приступить к его осуществлению долго не удавалось. Страна сотрясалась от политических катаклизмов, деньги сжигала инфляция, и многие воспринимали затею со строительством как некую фантастику. Лишь с приходом в 1995 году на должность главного врача Виктории Дворниченко дело сдвинулось с мертвой точки. Но даже ей с ее неуемной энергией так и не удалось пока сделать сказку былью. Спустя 15 лет с начала строительства (тоже юбилей) из всего задуманного готов лишь хирургический корпус, обжитый два года назад. Новая же поликлиника, о которой с тоской мечтают врачи, пока стоит в лесах. Остальное – вообще на уровне чертежей.

– Мне, честно говоря, стыдно перед жителями области за те очереди в наш диспансер, которые, пожалуй, пугают не меньше, чем сама болезнь, – сокрушается профессор, депутат Законодательного Собрания Виктория Дворниченко. – К нам ведь попадают в основном люди пожилые, те самые люди, которые отдали все свои силы на созидание Иркутской области. И когда человек серьезно заболевает, он, наверное, заслуживает внимания и хороших условий лечения. Мы могли бы организовать прием в поликлинике, кадров у нас, слава Богу, хватает, и навсегда избавиться от столпотворения в коридорах. Но у нас нет ни одного лишнего квадратного метра, негде размещать ни врачей, ни больных. Мы полностью исчерпали свои возможности.

– Считается, что коль уж заболел раком, то лечиться надо ехать в Москву, а еще лучше – в Германию или Израиль.

– Нисколько не хвалясь, могу сказать: наши доктора, средний возраст которых 30 лет, очень активны, умны, амбициозны в своих желаниях и работают на уровне зарубежных коллег. Нам приятно, когда немецкие врачи, читая наши заключения, говорят пациентам из Иркутска: у вас все точно определено, верно диагностировано, вам назначено совершенно правильное лечение. Другое дело, что между нашими условиями лечения и немецкими – целая пропасть. Там нет многолюдных, переполненных палат, нет томительных очередей в процедурные кабинеты, нет сверхнагрузки на врачей с их мизерными зарплатами… Там созданы комфортные условия для того, чтобы человек был быстро и технично обследован, правильно диагностирован и прошел соответствующее лечение.

– Вы считаете, что уровень обслуживания – это один из компонентов лечения?

– Непременно. И нам надо стремиться достигать этого уровня у себя, потому что лечиться лучше всего на месте, чтобы не создавать дополнительных стрессов, отрицательно отражающихся на течение болезни. Сегодня, например, уже нет смысла рваться делать операцию в Москве, наши операционные в новом хирургическом корпусе оснащены тем же самым оборудованием, что и столичный онкологический центр, знаменитая Каширка. Мы могли бы уже сейчас не только лечить злокачественные опухоли, но и предсказывать их появление на основе генетических и молекулярно-биологических исследований. Но из-за задержки со строительством поликлиники эти исследования просто негде проводить. Понимаете, строители связывают нас буквально по рукам и ногам.

– За рубежом, уверяют, разработаны какие-то совершенно фантастические методы, буквально отвоевывавшие человека у смерти. Действительно это так и не отстаем ли мы от мировых веяний?

– Уверяю вас, не отстаем. Все технологии, которые известны в мире, иркутские онкологи берут на вооружение. Мы, например, тесно сотрудничаем с Токийским онкологическим центром, одним из ведущих в мире по эндоскопическому лечению злокачественных опухолей желудочно-кишечного тракта. Этот метод не требует объемных больших операций, весь процесс контролируется с помощью миниатюрной телевизионной камеры. Об уровне иркутской онкологии говорит уже одно то, что нами получены лицензии на целый ряд высоких технологий. На днях наши врачи побывали на съезде онкологов СНГ в Душанбе и поделились с коллегами опытом их применения.

– А при лечении каких злокачественных образований применяются эти, как вы говорите, высокие технологии?

– Куда раньше попадал больной с метастатическим поражением мозга? На стол к нейрохирургам в обычных больницах. Дальше операции дело не шло. А ведь для излечения одной операции мало, ее нужно сопровождать химиотерапией. Комплексно лечить, тогда будет толк. Мы и взяли эту миссию на себя. Сегодня у нас в штате работают два блестящих нейрохирурга, а сама операция стала лишь отправной точкой в цикле лечебных процедур. Или взять метастазы в печени. Еще недавно это служило смертельным приговором, а сейчас у нас есть мощный арсенал химиотерапевтических препаратов, которые мы способны с помощью ангиографического метода доставлять непосредственно в печень. Сегодня мы практически оказываем помощь по всем локализациям, вплоть до протезирования пораженных болезнью костей рук, ног, ключиц, лопаток… Вместо инвалида – полноценный человек. Я вам так скажу: все лучшее, что делается в мире, наш диспансер старается внедрить в практику. Даже модную сейчас нанотехнологию.

– Шутите?

– Спросите у главы «Роснано» Анатолия Чубайса, шучу ли я. Во время посещения Иркутского технического университета ему показали лазерную установку, с помощью которой можно удалять раковую опухоль. Он дал ей очень высокую оценку. Скажу без ложной скромности, что мы тоже приложили руку к этой инновации. Хотя метод фотодинамической лазерной терапии не нов, вся сложность заключалась в конструировании аппарата. Вот мы и помогли физикам в создании портативного, устойчивого в работе инструмента. Сейчас идут его предклинические испытания в нашем онкодиспансере.

– Луч лазера заменяет нож хирурга?

– Не совсем так. В организм больного вводят специальное вещество: гематопорфирин – пигмент пурпурного цвета. Его особенность в том, что он накапливается лишь в опухолевых клетках. После того как они примут интенсивную окраску, в дело пускают лазерную установку. Ее луч действует избирательно: не нанося вреда здоровым клеткам, разрушает только окрашенные, то есть больные. Таким образом, опухоль исчезает безо всякого хирургического вмешательства. Можно сказать, щадящее и очень эффективное лечение.

– Как сказались новые технологии на излечении пациентов?

– За меня скажет статистика: из восьми-девяти тысяч больных, впервые обратившихся к нам за помощью, две трети сразу вылечиваются. Если раньше больной с четвертой стадией рака считался обреченным, и он, действительно, не жил, а ждал своего смертного часа, то сейчас, благодаря новым технологиям, он получил шанс продлить свою жизнь, как минимум, на пять лет. Мы добились того, что люди продолжают не просто жить, а еще и работать, имея серьезную патологию. Весь арсенал средств мы задействуем для лечения: и хирургию, и химиотерапию, и лучевую терапию. Правда, с последней у нас назревают серьезнейшие проблемы.

– Не хватает радиоактивных материалов?

– Материалов-то хватает, а вот пушки, из которых ими «стреляют», поизносились. Да и все оборудование для лучевой терапии страшно устарело. Оно ведь стоит еще с 90-х годов, исчерпав все сроки службы. Из-за этого нас уже в будущем году могут лишить лицензии на проведение лучевой терапии. Случись такое – и мы будем вынуждены отправлять 80% больных к соседям – в Красноярск, Улан-Удэ, Читу.

– Так в чем же дело: заменить оборудование и вся недолга.

– А вы представляете, сколько оно стоит? Поскольку Россия его не производит, все приходится закупать за границей. Один линейный ускоритель, который нам очень нужен, тянет, как минимум, на 90 миллионов рублей. Правда, есть выход: российское правительство приняло очень хорошую программу «Онкология», предусматривающую замену радиологического оборудования за счет федеральных средств. Уже 20 регионов вошли в эту программу и получили оборудование с иголочки. А мы уже два года бьемся, а все войти в нее не можем. Последний срок действия программы – 2012 год. Не успеем – ничего не получим.

– А что же мешает области присоединиться к программе?

– Там условие софинансирования: мы вам даем оборудование, а вы строите новый радиологический корпус. В Минздраве говорят: начните работу, котлован хотя бы выкопайте и мы вас мигом включим в программу. А какой котлован, когда у нас еще поликлиника не готова. Хотя на радиологический корпус у нас уже и экспертиза на проектно-сметную документацию готова, и сметная стоимость определена. Дело за финансами. А о них пока молчок, хотя я уже устала напоминать членам областного правительства, что без строительства радиологического корпуса нам придется туго.

– А наши соседи: Красноярск, Чита, Улан-Удэ вошли в программу «Онкология»?

– Вошли. И, что интересно, вошли, испытывая острую нехватку специалистов. А у нас они уже готовы, институт усовершенствования врачей подготовил и физиков, и радиологов и других специалистов по лучевой терапии. Дайте молодежи условия, и она выдаст блестящие результаты.

– У вас когда-то были амбициозные планы превратить свой диспансер из регионального в окружной, куда бы съезжались больные со всего Сибирского федерального округа. Расстались с ними или еще верите в их осуществление?

– Для Иркутска это, конечно, было бы очень престижно заполучить онкологический диспансер такого ранга. Одного оборудования ему полагается на один миллиард рублей. Люди бы тогда получили все виды обследования, имеющиеся в мире. И позитронные томографы, и радионуклоидную диагностику… Да что там говорить – это совершенно другой уровень. Между прочим, Минздрав еще не определил местонахождение окружного онкологического центра. На него, кроме нас, претендуют Новосибирск и Красноярск.

– Значит, у Иркутской области есть еще шанс?

– Шанс-то есть, но какие аргументы мы можем выставить в свою пользу? На 15 лет затянувшееся строительство? Сомнительный довод. На мой взгляд, нам в области надо менять стиль работы с федеральным центром. Чтобы с нашей стороны не было никаких затяжек и проволочек – выделил центр деньги – мы быстро построили и сдали, выделил еще – снова построили и сдали… Москва должна поверить, что в области живут не болтуны, а деловые люди.

Сотрудники редакции газеты «Областная», понимая всю важность профилактики при выявлении раковых заболеваний, решили пройти диагностическое обследование и подробно рассказать читателям о тех возможностях, которые предоставляет современная онкология. Следите за публикациями в «Областной».

Автор: Олег Гулевский

Фотограф: Николай Рютин



РСХБ
Авторские экскурсии
ТГ