Эксперты: законопроект носит скорее декларативный, чем правовой характер

В Государственную Думу внесен законопроект, запрещающий избираться лицам, причастным к деятельности общественных и религиозных объединений, закрытых по решению суда из-за признания их экстремистскими. По мнению авторов, принятие законопроекта запретит избираться в парламент руководителям, участникам и спонсорам террористических, экстремистских организаций, тем самым исключив возможность использовать парламентскую трибуну и полномочия депутата для пропаганды своих взглядов. Запрет будет касаться и лиц, предоставлявшим таким организациям финансовую, имущественную, организационно-методическую, консультативную или иную помощь. Также предлагается внести уголовную ответственность за участие в обучении на зарубежных курсах, проводимых организациями, признанных судом нежелательными.

«Экспертный клуб» обратился к иркутским политологам, юристам и журналистам с просьбой прокомментировать данный законопроект.

Доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой конституционного права и теории права Юридического института Иркутского государственного университета Сергей Шишкин:

Состав преступления имеет свои стороны. Каждая из них доказывается отдельно, и человек принимает статус подозреваемого, подсудимого, заключенного и т.п.

Членство в организациях (недавно стали объявлять «иностранными агентами», как пример) – это некое состояние, а не квалификация. В названиях этих организаций нет слов, подтверждающих, что они ведут экстремистскую деятельность.

Экстремизм – это все-таки крайние взгляды, действия незаконного характера, и такой статус (экстремист) получает гражданин в момент запрета организации. Но часто бывает, что организации не имеют формального членства. Нет удостоверений, членских взносов и т.п. Следовательно, круг таких субъектов, которые могут быть не допущены до выборов, имеет неопределенные границы.

Понятно, что государство должно защищаться от политических «дефектов», но инкриминирование конкретному человеку, если у него нет судимости по статье Уголовного кодекса, делает такую фильтрацию достаточно умозрительной и оценочной. Это оценивать будут специальные органы избирательной системы. Поэтому законом могут «накрыть» сеть, куда могут попасть и люди, которых нельзя отнести к экстремистам, или будут отнесены к этому случайно. И надо закон через эти факторы

смотреть. Все должно быть достаточно формализовано, прежде чем мы запретим какому-то человеку баллотироваться в органы представительной власти.

Политический обозревать Галина Солонина:

На мой взгляд, законопроект носит скорее декларативный, чем правовой характер. Участие в экстремистских и террористических организациях и так запрещено, финансирование их - тем более. Уже 20 лет федеральная власть решает этот вопрос, что было связано с антитеррористической кампанией в Чечне, противодействием ИГИЛ (запрещена в России) и т.д. Что хочет сказать законодатель, запрещая деятелям из подобных организаций баллотироваться в Государственную Думу? То, что они могут попытать счастье на региональных или муниципальных выборах? Нет, участие в преступных группировках закрывает возможности легальной политической карьеры. И это уже есть в законах.

Конечно, не исключено, что гнев законодателей направлен на организации другого рода - например, тех, кто поддерживает Навального и несанкционированную митинговую деятельность. Но, на мой взгляд, смешивать терроризм, экстремизм и протестность не стоит. Это может оказаться очень опасным делом: если грести их под одну гребенку, это облегчив переход из протестности в экстремизм. Но протестность - это естественный этап политического взросления и общества, и отдельных его слоев (той же активной молодежи), и здесь нужна тонкая работа по перетягиванию людей в легальное поле, никак не отлучение их от политической деятельности на веки вечные.

Кандидат исторических наук, доцент, публицист Сергей Шмидт:

Инициаторы данных запретов должны очень хорошо подумать, как можно было бы убедительно ответить минимум на один вопрос. Почему подобная инициатива возникает сейчас, а не во времена, когда Россия являлась и целью, и жертвой настоящих и, по сути, ежедневных террористических / экстремистских вызовов и угроз? Не будем делать вид, что без нормального ответа на этот вопрос, данная запретительная мера может восприниматься как способ защиты власть предержащих собственных интересов, как самозащита власти, а не как то, что может послужить общественным интересам и «общему благу».

За данной инициативой видимо стоит целый комплекс соображений и эмоций. Тут и предполагаемая уверенность действующей власти в том, что Запад (после победы Байдена на президентских выборах в США и симптомов возобновления консолидации Запада) готов осуществить какое-либо «вмешательство во внутренние дела России». И вполне намеренная маргинализация, а значит и радикализация наиболее бескомпромиссной части

оппозиции – с целью вызвать дополнительное отторжение от нее у той части общества, что панически боится каких-либо потрясений и даже просто перемен. Не будем сбрасывать со счетов и инерционную логику работы государственного аппарата – если есть тренд на запреты, то тренд с какого-то момента становится самовоспроизводящимся.

В общем, поведение власти аналитически объяснить можно. Задача власти – самой доступно и внятно объяснить свое поведение. А для этого требуется ответить на вопрос, сформулированный в первом абзаце этого комментария.