На лугу пасутся ко...

Но в чем он ее мог упрекнуть? В одержимости? В том, что она плохая хозяйка? Хорошо, согласимся, она плохая хозяйка, подверженная приступам одержимости. Она плохая хозяйка, на которую накатывают приступы чистоты.



Тогда доходит до крайностей, и, кажется, даже до того, что она берет на работе отпуск без содержания и начинает мыть, скрести, она встает тогда ни свет ни заря и кидается в уборку, как в бой пехотинец, молча, стиснув зубы. Он тогда серьезно подумывает о том, а все ли у нее дома. Она выдвигает на середину кухни плиту и начинает ее отдраивать, скрести, заливать жуткими химическими составами, под которыми эмаль шипит и пузыриться.

Он как-то вякнул насчет того, что лучше бы подобные уборки-помывки производить в резиновых перчатках, она тогда глянула исподлобья на него так, что он посчитал за лучшее смыться не просто в комнату или на балкон, он вообще вышел из дома и слонялся по магазинам. Даже в тот раз, кажется, торт купил, чтобы ее задобрить. Ну, да, торт и чего-то еще в кулинарии готового. Рыбы, что ли жареной, ну да, жареной камбалы, отвратительной, ее потом никто есть не стал, он потом и вынес всю рыбу к мусорке и скормил бродячим кошкам.

Тоже плюс, кстати, потому что кошки были довольны, а он ощутил себя настоящим защитником животных, тем более что еще же одна соседка похвалила его за такую доброту его и заботу о братьях наших меньших. И при встрече каждый раз обращалась к нему именно как к защитнику, приговаривая, что вот у Петровых во втором подъезде кошка родила четырех ослепительной красоты котяток. И не надо ли вам? Костя растерянно улыбался, пожимал плечами интеллигентно и разводил руками — мол, куда же и котяток?

Но крылья за спиной росли, и перышки на тех крыльях шевелились от зябкого ветра восторга собственной исключительностью, ощущения человека, живущего не зря. Добрый. А в ту кулинарию он еще часто заглядывал, потому что плитой они тогда не пользовались несколько дней. Но его жена всегда умела жить так, словно она одна на необитаемом острове, настолько необитаемом, что там ни обезьянок, ни даже гремучих змей. Но этот приступ так же внезапно накатывал на нее и так же внезапно отступал. То есть она вставала так вот утром, смотрела вокруг непонимающими глазами, словно хотела задать вопрос: кто это все тут разворотил?

Наспех задвигала шкафы, скидывала вместе в одну кучу вилки и ножи, только что отчищенные зубным порошком, и другие, приготовленные к чистке и бегом, бегом на работу, хотя начальство отпустило и у нее было в запасе еще пара дней довести все начатое до конца. То же самое происходило, когда дело касалось этих милых бабских пустяков. То она кидалась по магазинам, покупала там ворох новой одежды и себе, и дочке, и они несколько дней вдвоем с Анькой наслаждались этой нормальной жизнью: все мерили, подшивали, переделывали, подбирали комплекты. А потом из нее словно выпускали воздух, и она с отвращением смотрела на кучу этого барахла, опять надевала привычные джинсы, кофту, сандалии, перехватывала шнурком волосы, и ее интерес даже к собственной внешности пропадал напрочь.

Он совершенно не попадал в такт ее существованию. Про себя он думал так: он, Костя — миляга, с таким жить — одно удовольствие и комфорт. Бесконфликтный потому что. Все понимает. Всем сочувствует, придет на помощь, войдет в положение. Ах да, не пьет, не курит. Такую мысль о нем самом внушали ему женщины с его работы. Приводили Костю в пример своим мужьям. Рассказывали своим мужикам про Костю так, словно сдавали рукопись очередного тома в серию «Жизнь замечательных людей» и защищали текст на худсовете.

Ну да, женский коллектив, все друг про друга в курсе, все на виду. Какие-то свои всегда тонкие настроения, капризы, женские секреты, сначала что-то скрывали от него, таились, даже стеснялись, потом попривыкли — Костя, ты представляешь, мой-то вчера... Вот так бы обращались к подруге. Кстати, о подругах. Ведь как было бы прелестно и дивно: у его жены собирались бы подруги, стайка таких щебетух, милые глупости, женщина и еще одна, и еще. И все они — щебетуньи все до единой, губки надувают, капризничают. Ароматы духов вокруг. Духи и дорогая косметика. Пусть бы даже немножко табачного дыма. Такой дым, когда женщина курит сигаретки тонюсенькие, от них запах чего-то клубничного, ментолового. И чтоб просили — ну, Костя, дай нам поговорить по-девичьи.

Такими как раз и были женщины на его работе — трогательными. А у Ольги ведь и подруг никаких. Словно приехала из другой страны, из другого города. Женщина с другой планеты. Да, есть ее мама с папой. Но они люди абсолютно, ну абсолютно нормальные, хоть и погруженные полностью в мир телевидения и радионовостей. Когда они встречаются всей семьей — Костя, Оля, Олины родители, когда они все вместе, так бывает, но редко, редко, и тогда Олины родители говорят исключительно о том, что видели по телику и слышали по радио.

А Ольга сразу уходит в кухню и начинает готовить блюда, которые поспевают как раз тогда, когда ее родители уже стоят на пороге, собираются уходить. И вся забота их развлечения ложится на его плечи. Вот так кому понравится переспрашивать про новости и слушать давно известное? А у тещи с тестем бывать он как раз любил. Там все для тебя, дорогого зятя, дорогого гостя. Кстати, видя, как он морщится от громкого звука телевизора, теща предупредительно убирает этот звук. Там ведь без суеты и грома кастрюль, и вечно бежавшей из крана воды. Ольга включит воду, уставится в окно и сидит молча, пока Костя не закрутит кран. Вот в кого, ему просто интересно, такие дочери? У тещи в любое время суток дом — картинка. А их дом?

Почему ей нужно включать пылесос ранним утром, когда еще хочется поваляться в постели? Субботний день он представлял таким: долгое валяние в постели, пусть даже и до обеда, и с книжкой. Ходить в пижаме из кухни в комнату с кусками. Колбаса вперемешку с сыром. Какая пижама! У него отродясь не было никаких пижам. В самом деле, не идти же в магазин и выбирать там пижаму. И какой бы он получил комментарий? Ее личный комментарий? Он даже примерно знал, что мог бы услышать: в больницу собрался? Спокойным, без издевки, голосом. Она, кстати, голос никогда не повышает.

А чтобы посуду бить, боже, упаси. Если что-то не нравится, молча встает и уходит. Так было однажды на родительском собрании в Анькиной школе. Вот так слушала-слушала учительницу, а потом молча встала и пошла без объяснений, только сказала вежливо — до свидания у самых дверей и вышла. Так-то она вежливая. Но теперь, чтоб без повторения подобных номеров, он решил сам ходить на собрания в школу. Ему, кстати, там даже нравится, он ведь на родительских собраниях практически один папаша и присутствует.

Изредка забредает чей-то дед. Дед сидит тихо и кроссворды разгадывает. А учительница про Аню теперь говорит только хорошее, а если и делает замечания, то мягко, словно извиняясь. Аня говорит, что учительница в него влюблена. Ну да, соглашается Костя, влюблена. Потому что на безрыбье. Юмор. Уроки с Анькой, кстати, тоже он делает. И математику и русский. Даже сочинения и то вместе пишут. Что, разве не идет речь о его сплошных достоинствах? И список достоинств можно продолжать и продолжать. Он однажды под воздействием чего? Ах да, обильной, сытной и, главное, домашней еды, расслабился до предела. Ну да, все в их конторе разъехались по отпускам, и они остались вдвоем с одной Верой. Вера собиралась после работы на дачу и предложила ему кое-что из приготовленных припасов. Чего же там только не было, в тех кульках! Ветчина.

А не хотите ли домашнего изготовления ветчины! Он о таком только слышал, даже не представлял, что это так вкусно, так вкусно, что он даже закосел от съеденного. Помидоры еще в желе, такой хитрый способ консервирования. Ладно, слюнки уже текут, чтоб все подробно пересказывать, что он тогда ел. Вот он так ел и все спрашивал Веру: неужели твой муж ест такое каждый день? Неужели бывают семьи, где мужиков вот так кормят каждый день? А потом он наелся, и вдруг начались у него откровения. Как у алкоголиков после выпивки. Признания. «А знаешь, Вера, я ведь своей Ольге ни разу не изменял», — признался стыдливо. «Нашел, чем гордится», — это Вера фыркнула в ответ.

Дальше он, конечно, ждал вдохновенного рассказа Веры по поводу того, что он, Костя — настоящий осел и кретин, и что жизнь одна, и что проходит она быстро и надо успевать ловить радости и срывать цветы удовольствий. А Вера прочитала лекцию о том, что гордиться тем, что ты ешь из чистой тарелки — это странно. Что-то еще про то, что нет никакого его Костиного личного подвига в том, что он не таскается, как эти из... гетто. «Тоже мне, Гагарин, выискался», — добавила Вера презрительно.

А про гетто — это у них такой местный конторский юмор, это у них этажом ниже тоже малюсенькая контора, и сплошь там все мужики, здоровые кабаны, и вечерами за ними приезжают другие кабаны с хохочущими девицами. Костины сослуживицы второй этаж называют презрительно — гетто. В том смысле, что собралось в одном месте отребье общества, брезгуют Костины сослуживицы такими особями. Мужики эти одно время подваливали и к Вере, и к другим женщинам, а Костины сослуживицы смотрели на них с любопытством, как на инопланетян. Но Костя заметил, что когда они, эти Костины коллеги, эти женщины из другого мира, проходят мимо развалившихся на скамейках в ожидании пятничного досуга кабанов, кабаны даже замолкают. Уважительно.

Во всяком случае, никаких вольностей и шуточек вслух, и с Костей — чуть ли не почтительное «здрасьте». Иногда Косте даже казалось, что эти здоровые, на которых пахать и пахать, в своих тугих джинсах и тугих футболках, покачиваются, ноги в «найках» и «аддидасах», и улыбки белозубые, и курево дорогое, и в пакетах булькает, а глаза уже устали от бань с бассейнами и от пива поутру. Подустали от разврата.

— Это же какое здоровье надо иметь, чтоб так развлекаться, — по-старушечьи вздыхает Вера, мельком поглядывая за окно. Там уже собрались на пятничные гулянки соседи со второго этажа. Ну а дальше случилось то, чего не бывает. Не о том речь, что от Веры муж ушел к молодой и перспективной, это как раз бывает и на каждом шагу. Речь о том, что сама Вера после своего развода, спустя полгода или меньше, взяла и вышла замуж за одного как раз из этих здоровенных бугаев со второго этажа. Из гетто. «Девчонки, — это она ко всем, том числе и к Косте, он почти привык, что к нему так обращаются — девчонки, — девчонки, я замуж выхожу!» Представлялось, что новый Верин муж — интеллигентное лицо, Янковский, Смоктуновский, Кайдановский. Тонок, высок, нервен. А здесь, здрасьте, вместо интеллигентного психопата — Андрюша! Андрюша, который в тугих «левисах», белой майке «найк», кроссовках «адидас» и ключики от машины вертит на пальце, а там брелок чуть ли не в форме черепа. Так мало того, Вера скоро и уволилась, и отбыла с этим Андрюшей в деревню, на историческую Андрюшину родину заниматься фермерством. Это Вера-то! Красавица Вера. Филармония и книжные новинки, любимый магазин «Букинист», и это при том, что ее личная дисконтная карта в магазине косметики со скидкой 25%, то есть она из этого магазина не выводилась. Все поражены.

Дальше больше. Дальше звонок по телефону: «Костя, мы тебя ждем в ближайшие выходные, непременно с Ольгой и Анечкой, Андрюша заедет за вами рано утром, и не отказывайся! У Андрюши первый разряд по боксу, он тебя элементарно силой привезет. С Ольгой я уж договорилась». Значит, его жена в курсе, а ему — ни слова. Можно было бы и обидеться, но Костя, как уже говорилось, человек мягкий, добрый, не говоря уже о том, что не пьет, не курит, делает с дочкой уроки, и математику, и русский, пишет сочинения. Одни достоинства.

Вот со следующей субботы у них и началась новая другая жизнь. Все, что показывали в старых фильмах про деревянные дома с крашеными половицами, застеленными вязанными из тряпья половиками, про молоко из крынки, про пироги из печки. Что там еще, вечерняя дойка? Огороды, сады, варенье в большом медном тазу. Пенки от варенья клубничные, чуть сероватые, нежные, перламутровые вареневые пенки. Самовар? Нет, самовара точно не было. Зато малолетняя Анька научила маленького сынишку Веры и Андрюши распевать во все горло: «Далеко, далеко на лугу пасутся ко...!»

И счастливый Сенечка кричал — кошки! И сам восхищался — какой он остроумный мальчик. Ведь все же на свете знают, что на лугу кошки не пасутся, кошки живут в доме и мурлычут свои песенки. Как их кошка Мура, у нее еще котята народилась, и когда дядя Костя с тетей Олей въезжали в свой новый деревянный дом, здесь же по соседству, первой в комнату вошла Мурина дочка — трехцветная кошечка Лиска. А трехцветные кошки, это ему по секрету сказала тетя Оля, приносят счастье и удачу.

Наташа Левашова

На рис. Кадр из мультфильма "Далеко-далеко на лугу пасется ко..."