Судьба театра в городе Иркутске

Интервью с министром культуры Иркутской области Виталием Барышниковым.

Иркутску повезло: театральные традиции в нем складывались очень давно. Старейшему театру будет уже 164 года! ТЮЗу — больше 80. Какой еще город в провинции может похвастаться таким богатством? И, разумеется, наша задача — его сберечь и приумножать. О задачах театра на современном этапе, проблемах и путях их решения «Пятница» поговорила с министром культуры и архивов Иркутской области Виталием Барышниковым.

— Виталий Владимирович, по вашему мнению, в чем задача театра в провинции?

— Я бы не стал делить театры на столичные и провинциальные: роль и значение театра зависят не от географии, а от творцов: режиссеров, актеров, художников, музыкантов и т. д. В отличие от других городов у нас есть полная обойма театров: драматический, кукольный, музыкальный, ТЮЗ, Театр-студия пилигримов. Нет только театра оперы и балета. В Иркутске есть театральное училище, которое работает в городе уже 51 год. Это огромное преимущество в сравнении с другими городами. Что касается миссии театра, кто-то считает, что он должен быть трибуной, с которой проповедуются истины; другие считают, что театр — это нравственная кафедра, и главная его задача — будить в человеке совесть. Мне ближе вторая точка зрения.

— Не секрет, что наша публика довольно консервативная, она с осторожностью воспринимает все новое, непривычное. Возникает противоречие: с одной стороны, театру необходимо развиваться, искать новые формы, идти на эксперимент, а с другой — есть опасность, что это не будет принято театральной общественностью, что подтверждает спор вокруг спектакля «Дорога вниз» в ТЮЗе. Может быть, для провинциальной сцены эксперименты неприемлемы, может, нужно оставить все как есть?

— Мы тоже над этим думаем. Во многих столичных театрах на эксперимент идут ради эксперимента. 150 площадок, и чтобы заявить о себе, нужно действительно создать что-то эпатажное. А поскольку столица пресыщена развлечениями, то стремление заявить о себе переходит все границы, это уже не театр, а ночной клуб. С другой стороны, конечно, в Иркутске есть определенные традиции и ожидания, которые сложились давно по отношению к каждому из театров. Однако смотрите, музыкальный театр не боится экспериментировать и осваивать новые формы и жанры. Есть Театр пилигримов и блестящий музыкант и экспериментатор Владимир Соколов. Он долгие годы творит в Иркутске. Да, его спектакли не всеми принимаются, но он занял свою нишу. И это как-то уже не шокирует общественность.

— А раньше шокировало…

— Действительно, современный театр стоит перед проблемой выбора материала. Лично мне не близки эксперименты ради эксперимента и шок ради шока, эпатаж ради эпатажа. Проще говоря, в этих постановках за формой утрачивается содержание.

Однако, по словам Виталия Барышникова, появились и новые авторы, которые научились разговаривать со зрителем на современном языке, не впадая в радикализм. Тот же Олег Богаев, представитель «новой драмы», в его пьесе «Дорога вниз» тоже есть шокирующие моменты, но это как раз тот необходимый разговор на современном языке о вечном. Если задача театра — будить совесть, то в этом плане спектакль, безусловно, имеет право на существование.

— А как определить, справляется ли театр с возложенной на него миссией или нет? Соответствует ли он современным критериям?

— Здесь вопрос очень тонкий. Сейчас показатели, характеризующие состояние культуры и искусства, в основном количественные. В 90-е годы государство декларировало принцип невмешательства в творческую кухню, практически оно самоустранилось из этой сферы.

По словам министра, это действительно большая проблема: с помощью каких критериев чиновники должны оценивать художников, писателей, режиссеров? Эффективность театра трудно оценить, исходя только из количества проданных билетов и премьер. Хотя это объективные критерии, и их отбрасывать нельзя.

— Давайте посмотрим на конкретных примерах, как эти показатели проявляются в двух театрах: драматическом и ТЮЗе. Здание драмтеатра находится вдали от остановок транспорта, при этом на всех его четырех сценах не увидишь свободных мест. В театре идет и классика, и современные экспериментальные постановки. Под эгидой театра Охлопкова действует молодежное движение «Алые паруса», тем самым обеспечивается устойчивый приток молодежи. В театре есть проблемы, но в целом его работу можно признать эффективной.

Теперь ТЮЗ: формально показатели растут, количество зрителей увеличивается, но с помощью каких средств достигается касса? Вот недавно мой сын сообщил: учительница объявила, что нужно всем сдать по 300 рублей на ТЮЗ. И я понимаю, что там организованный поток. Это, может быть, и неплохо, но это не должно быть основной и единственной формой привлечения зрителя. Сегодня с ребятишками в театре никто не работает, работают с классными руководителями. Для детей посещение театра не становится культурным событием, для них это повод отвлечься от учебы и пообщаться друг с другом.

Вторая проблема ТЮЗа: основной репертуар театра, по словам Виталия Барышникова, составляют детские спектакли с 4 до 12 лет, в которых даются модели правильного поведения, объясняется, что такое хорошо и что такое плохо. Что касается подростков и молодежи, то для этой категории зрителей ТЮЗ ничего предложить не может.

— После 13—14 лет люди уже не идут туда, где им неинтересно. У них есть выбор. Театр этой целевой группой практически не занимается. И это обидно и неправильно. Вспомните времена Вячеслава Кокорина, когда в театр буквально ломились, и не только дети. Да, его спектакли вызывали споры, но это было интересно. Мы не имеем права игнорировать этот сегмент: в Иркутске 100 тысяч студентов, которым это необходимо. Причем, возможно, для многих из них это единственная возможность прикоснуться к искусству театра, пока они учатся. Потом они разъедутся в свои малые села, деревни и, может быть, никогда не смогут узнать и полюбить театр.

Виталий Барышников рассказал, что министерство поставило перед руководством ТЮЗа задачу поднять молодежный сегмент.

Для этого есть все ресурсы: площади, технические мощности, люди. Кстати, сами актеры ТЮЗа горят желанием работать.

— Мы хотим, чтобы театр вернул себе роль дискуссионной площадки для молодежи. Я болею за Театр юного зрителя, но считаю, что юный зритель — это не только дети, но и подростки, старшеклассники, студенты. Сегодня они не идут в ТЮЗ, что подтверждают и наши исследования, и сама администрация театра этого не отрицает. Они сосредоточились на детях, это неплохо, но этого недостаточно. Театр должен работать со своим зрителем. Говорить с ними на актуальные темы современным языком и быть готовым, что не всем это будет нравиться.

— Виталий Владимирович, действительно многим не нравится. Тех, кто пытается что-то изменить, начинают обвинять в покушении на основы театра. Во многих российских театрах прошла череда конфликтов, условно говоря, между руководством и коллективом. Люди сидят в своих начальственных креслах художественных руководителей и директоров по 20 лет. Нормально ли это, когда театр становится вотчиной одного человека? Критики пишут, что порой это явление достигает карабасовских масштабов: актеры запуганы, театр деморализован. Вопрос: возможно ли в проблемных театрах провести творческий и хозяйственный аудит?

— 25 лет на одном месте, наверное, допустимо, если речь идет о фигурах масштаба Юрия Любимова, Марка Захарова или Галины Волчек. Но таких руководителей единицы. Что касается аудита, это не только возможно, но и необходимо. И сегодня мы готовим полномасштабный аудит в ТЮЗе, причем не только с точки зрения хозяйственной деятельности, но и с точки зрения театрального менеджмента. Есть объективные критерии оценки эффективности театра. И есть профессионалы, которые могут это сделать и с точки зрения содержания спектаклей, и с точки зрения работы со зрителем. Мы намерены привлечь для этого Союз театральных деятелей России, независимых экспертов. Совершенно очевидно, что эксперты будут не из Иркутска, это принципиальная позиция, чтобы избежать обвинений в предвзятости. И да, я не исключаю, как и многие мои коллеги, возможности ротации руководящих кадров, люди должны пройти конкурс на право занимать должность. Сегодня наши культурные учреждения боятся изменений и нацелены на консервацию. В этом смысле режиссеры, художники, которые стремятся к развитию, не всегда понимаются и принимаются обществом, но развитие неизбежно, поэтому в исторической перспективе они победят. Но мы не можем сидеть и ждать этого светлого будущего, нам важно не потерять тех детей и подростков, которые если не придут в театр сегодня, уже никогда не придут. Вот в чем проблема.

— То есть в любом случае, независимо от того как разрешится конфликт между главным режиссером и директором ТЮЗа, по-старому в театре уже не будет?

— Спор директора и главного режиссера не личностный, а сущностный. Это спор о судьбе театра: либо он консервируется внутри себя, либо он развивается и ведет за собой молодежь. Театр не только сцена, он должен формировать среду вокруг себя. В мире столько всего происходит, а мы показываем им рафинированный мир и рафинированных героев, и, конечно, они не видят себя в нем. По-старому точно уже не будет, потому что мир изменился. Наша задача — найти критерии оценки, чтобы понять, в какой точке развития мы находимся и куда двигаться дальше.

— Успехов вам.

Елизавета Старшинина, "Пятница"